Выбрать главу

Он отменил короткий сеанс, и я ушел, направляясь к бару. Мне нужно было выпить чего-нибудь покрепче. Рейт присоединился ко мне, наблюдая, как я потянулся за виски и сделал глоток. Ожог немного успокоил мои нервы, когда он ударил меня в живот.

— Ты в порядке? — Спросил он.

— Нет.

— Да, у меня тоже самое. Я здесь ради тебя, брат. Помни это.

— Я знаю, — признал я, не желая говорить об этом, когда повернулся на стуле лицом к остальной части общей комнаты.

Большинство семей были здесь сегодня, устанавливали украшения на Хэллоуин, готовясь к ежегодной вечеринке, которую мы устраивали в Перекрестке, приглашая всех детей на конфеты и игры днем, а затем поднимая дерьмо на ступеньку выше после наступления темноты.

Рейт остался справа от меня, прислонившись к барной стойке, его губы изогнулись вверх, его дерьмовая ухмылка была такой чертовски широкой, что я подумал, что он лопнет по швам и в конечном итоге деформируется, как враг Бэтмена, Джокер. Его взгляд сосредоточился на его семнадцатилетнем сыне Зейне и аде, через который он в настоящее время проходит. Я должен был признать, что это дерьмо было забавным.

Дочь Джины Оливия сидела на табурете лицом к Зейну, а на барной стойке в пределах досягаемости было разложено множество косметических средств. Ее ногти уже отливали ярко-фиолетовым, сверкая на свету. На ее голове множество цветных заколок-бабочек тянули пряди ее темных волос во многих направлениях.

Оливия взяла палитру с красками и провела кисточкой по ярко-розовому кругу в своей коллекции косметики. Хихиканье вырвалось из ее горла, когда она нанесла румяна на щеки Зейна.

— Субботний день, и что я делаю? — Спросил Зейн с кислым выражением лица. — Делаю прическу, макияж и маникюр девятилетней девочке.

— Ты чувствуешь, что это несправедливо, так Перспектива? — Голос Мамонта прогремел по общей комнате, когда он скрестил руки на своей бочкообразной груди, надеясь, что Зейн даст ему повод вывести его на улицу. Мамонт любил давать дерьмо потенциальным Перспективам.

— Нет, сэр, — быстро ответил Зейн.

Рейт усмехнулся.

— У тебя такая красивая кожа, Зейн. Розовый твой цвет.

Он нахмурился, когда собравшиеся братья разразились взрывами смеха. Никто не хотел пропустить это. Это была традиция трахаться с перспективными приемниками, и Зейн всем сердцем хотел пойти по стопам своего отца.

Вчера в церкви Рейт встал, склонив голову над столом и сказал: 

— Открывайте сезон охоты на Зейна, братья мои. Он хочет стать перспективой. Давайте покажем ему, чего ожидать.

Последовали смешки, а также планы, которые будут мучить Зейна весь октябрь. Рейту нравился Хэллоуин, и он намеревался подарить своему сыну несколько страшилок на память.

— Будет дикий Хэллоуин, Хаос, — объявил он.

Пытаясь улыбнуться, я пожал плечами. 

— Вероятно. Обычно так и есть.

Не уверен, что это будет больше, чем те испорченные, одинокие, злые дни, которые я пережил с тех пор, как нашел Синди.

Мой жнец согласился. Настроение испортилось, я взял бутылку виски в свою комнату и решил напиться. Может быть, тогда я почувствую себя немного менее дерьмово.

Глава 2

Скайла

— Шшш, маленькая принцесса, все будет хорошо, — успокаивала я, укачивая малышку Даниэля на руках, нежно успокаивая ее после очередной ночи бесконечных жалобных воплей, сопровождаемых кошмарами.

Она скучала по своей маме. Любой, у кого есть хоть капля мозгов, мог это понять. Бедная маленькая милая девочка.

Я была плохой заменой, у меня почти не было опыта, кроме нескольких лет работы няней в средней школе, но кто-то должен был утешить этого невинного ангела, и это оказалась я. Не похоже, что у меня был выбор лучше, кроме как раздвигать ноги перед членами клуба, когда они придут на зов своих желаний. Нет, я не была озлоблена. Или даже расстроена. Я принимала эту жизнь.

Я сделала свой выбор, и я бы сделала его снова без колебаний.

Эта жизнь была не для всех. Немногие могли справиться с Хаосом, его сексуальными требованиями и стрессом клубной девушки. Я не возражала против этого.

Иногда вы избегали одного ада только для того, чтобы попасть в другой, но даже тогда определение того, стоит ли риск того, зависит от вашего определения страдания.

У меня было именно так.

Здесь, в Перекрестке, у меня была крыша над головой, много еды и свобода делать все, что мне заблагорассудится. Никто не бил меня по лицу, не заставлял ложиться к ним в постель и не швырял пивные бутылки в мою голову, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Никто не считал меня менее человечной, чем остальные. Я не была просто рабыней, киской, которую можно трахать, и сукой, которой можно командовать.

Это было что-то монументальное в моем мире.

Зара захныкала, и я погладила ее по спине, крепче прижимая к себе ее маленькое тельце. Я начала петь, бормоча колыбельную, которую моя мама пела мне, когда я была маленькой девочкой, которая прогоняла всех бугименов и монстров.

— Что ты здесь делаешь, Скайла?

Слегка раздраженный, но любопытный тон, сильно подчеркнутый сном, испугал меня, когда я повернулась в направлении двери спальни. Даниэль прислонился к ней, его накачанные татуированные руки вытянулись на груди, когда он сложил их ближе и сузил глаза.

— Ну?

Я забыла о радио-няне рядом с ее кроваткой. Он, должно быть, услышал меня.

— Извини, что разбудила тебя. Заре приснился еще один кошмар.

— И с каких это пор твоя работа врываться сюда и утешать мою дочь? — В его голосе звучали раздражение и намек на гнев, когда его темный взгляд скользнул по мне.

После смерти Синди около пяти месяцев назад Даниэль стал жестким, ожесточенным человеком. Что бы он ни чувствовал, потеряв любимую женщину, казалось, его поглотила ярость. Добрый, терпеливый байкер, с которым все любили быть рядом, исчез.

Он стал замкнутым, конфронтационным ослом. Все, что осталось, это жаждущий мести, вспыльчивый ублюдок, который редко говорил, кроме как рычал на тех, кто подходил слишком близко.

Я не винила его за то, что он так отреагировал. Синди не заслужила того, что с ней случилось, а его бедная маленькая девочка потеряла мать. Лаки, теперь Хаос, оправдывал свое новое дорожное имя. Человек, которого оставили позади, Даниэль, попал в безрассудную спираль, где только алкоголь и его братья, казалось, удерживали его от полного саморазрушения.