— Еще я слышал, что вы выстроили много заводов по выработке железа и стали, так вот: я уже почти двадцать лет имел возможность изучать тутошние земли и кое-что нашел. На Ньюфаунленде есть, как мне кажется, очень крупное месторождение железной руды, а на острове Кейп-Бретон есть каменный уголь. Очень много угля, но его сейчас никто не добывает.
— А почему? Я имею в виду, не добывают почему?
— Сейчас не добывают, потому что владельцы шахт уехали в США, и туда же увели все корабли, на которых уголь с шахт перевозился. И если вы эти шахты заберете себе… там треть шахтеров — это ирландцы, и теперь им нет возможности заработать себе на кусок хлеба. То есть остались почти одни ирландцы, и если вы найдете немного денег, то шахты смогут заработать уже через неделю. Не все, но за две шахты я поручесь.
— Вы так уверены? — удивился я.
— Конечно, я был инженером на одной из этих шахт.
— Так, Коля, — я повернулся к «и сопровождающему меня лицу», — берешь человек десять солдатиков посмышленее и занимаешься запуском шахт. С собой берешь главным инженером господина Патрика… как вас там? — спросил я визитера уже по-английски. Тот сунул руку в карман и положил мне на стол бумажку с написанным именем и адресом. Ни размером, ни фактурой бумажка на визитную карточку вообще была не похожа, но я уставился на неё вовсе не поэтому:
— Да, надо было гэльский язык в школе учить, — пробормотал я, — тогда бы вообще все проблемы в жизни мог бы за пару минут решить.
— Это почему? — поинтересовался Коля.
— Вот почему, — я протянул парню бумажку, на котором была написана фамилия канадского ирландца: Ó Dochartaigh. — Если ты поймешь, как это слово прочитать, чтобы получилось Доэрти, то у тебя в жизни больше проблем не будет вообще.
— Я не буду понимать, я лучше шахты запущу. А с этим Патриком съезжу на Ньюфаунленд, железо посмотрю. И если там шахты подходящие, то я сразу и Засыпкина с собой возьму, пусть домны ставить начинает.
— Какого Засыпкина? — удивился я.
— Так Илью Егорыча, он уже месяца два как сюда приехал. Его отец послал посмотреть что тут и как…
— А если на Нюфе руды не будет?
— Дядя Никита, ну что ты как маленький? Руда везде есть, просто она или хорошая, или плохая. Ну, или совсем уж паршивая, но даже с самой паршивой рудой выплавленная здесь сталь будет дешевле, чем притащенная из России. А уж если ты не передумаешь строить железную дорогу через всю Канаду, то всяко столько рельсов из России сюда не перевезти, их тут делать придется.
— Да разве я против? Валяй, — и я снова повернулся в Патрику:
— Сколько сейчас людей готовы приступить к работе на шахтах?
— Сразу, думаю, около трех сотен человек. А сколько еще получится нанять, зависит, конечно, он зарплаты…
Про американские доходы я что-то знал лишь из случайно запомненной фразы из «Тома Сойера»: в те далекие времена за доллар с четвертью в неделю соглашались поить, кормить и одевать мальчика, а так же стричь и мыть его за те же деньги. Так что на предлагаемую зарплату в один рубль за день (то есть такую же, как и в России) народ побежал в отдел кадров радостными толпами. Рубль оценивался примерно в семьдесят семь американских нынешних центов, а на шахтах раньше рабочие получали в пределах двух с половиной долларов. В неделю…
За год своего генерал-губернаторства я успел выстроить и рудник на Ньюфаунленде, и завод запустить на четыре домны («маленьких», на полста тысяч тонн каждая), и даже поприсутсвовать при пуске привезенного из России рельсопрокатного стана.
А потом, так как на все работы уже были назначены вполне компетентные люди, я со спокойной душой вернулся в Россию. И успел сразу к двум праздникам, ознаменовавшим два великих достижения. Причем не просто «по нынешним временам великих», а внатуре грандиозных. Ну и к трем праздникам поменьше.
В конце сентября пятьдесят четвертого года первый поезд из Москвы въехал под своды вокзала во Владивостоке, выстроенном вместе с вокзалом специально под это событие. Правда пока вагоны в новеньком Хабаровске через речку на пароме перетаскивали, но инженеры пообещали и мост через полтора года наладить. А уже в середине ноября поезд из Москвы прибыл аж в Порт-Артур (Николай Павлович Игнатьев за договор с Китаем о границе, сделавшим Ляодунь русской территорией, получил сразу и Анну третьей степени, и аналогичного Владимира) — но эти два поезда я решил считать одним праздником. А другим стало событие гораздо меньшего масштаба, толщиной всего в двадцать микрон. Именно такую проволочину изготовил, после двадцати почти лет исследований и опытов, Егор Ильич Засыпкин. И грандиозным праздником это событие стало потому, что проволочину Егор сделал из вольфрама, причем успел ее и в спиральку свернуть, и в стеклянную колбу впихнуть. Он это очень вовремя сделал: вокзалы в Москве, Владивостоке и Порт-Артуре именно лампами накаливания и освещались.