Ну да, когда я в первых числах марта привез в Тулу еще десять бочек (все сразу везти просто побоялся, причем не за бочки опасался, а за выручку), то понял кто кого в сделке с купцом обманул. То есть я его вроде как и обманул, но тогда он меня, получалось, обманул вообще втрое. Прикидываясь «иностранцем», я пытался впарить ему что-то вроде sunflower oil, а он это воспринял как «масло оливковое», которое вообще-то стоило в районе рубля за фунт. Рубля серебром — мужики такое даже помыслить купить не могли, так что моя цена ему показалась… не знаю, что он подумал, может решил что масло ворованное — но при таких барышах это же ни одного купца не остановит!
Вернувшись с деньгами, я на следующее утро скатался к Свиньину — раз обещал ему сотню в год, то уж лучше сразу отдать и не мучиться. Но когда я положил перед ним на стол двадцать маленьких симпатичных круглящей, он — несмотря на то, что был практически трезв — уставился на них буквально по пословице про барана и ворота, а потом тихим голосом поинтересовался:
— Это что?
— Ну я же обещал сто рублей в год тебе заносить, так и занес.
— Так ты что, говорил про сто серебром, не на ассигнации? — в голосе его послушалось такое удивление, что у меня в глубине души проснулась жаба и начала что-то пыхтеть о напрасно потраченном золоте. Но жабу я резко заткнул: нужно же, как сейчас говорят, фасон держать!
— Дворянам меж собой на ассигнации договариваться невместно. Мне и в голову не могло придти, что вы об ассигнациях говорили! Впрочем, даже если вы так и думали — тут я специально к нему на «вы» обратился, типа «обиделся» — то я имел в виду нормальные деньги и от слов своих, как дворянин, давший их дворянину, отказываться под таким предлогом не буду. Дворяне друг друга не обманывают!
Тот с полминуты подумал:
— А знаешь, Никита Алексеевич, ты вот давеча про крестьян говорил. Бери у меня насовсем мать твоей Матрены, вместе с мужем и детьми забирай. Я сей же час передаточную напишу, будто ты у меня их, скажем в карты выиграл. И тебе хорошо, а то Матрена, гляжу, каждую неделю сюда к матери шастает и не работает по полдня, и мне экономия. Ну, думаю, полтора рубля за душу тебя не разорит… хотя подушный-то за них всяко мне платить — при этих словах он этак «выразительно» на меня посмотрел.
— Серебром?
— Ну да…
— Александр Григорьевич, я с удовольствием буду тебе отдавать на покрытие подушных по три рубля с души. Ну, если ты мне подскажешь, где эти души взять.
— Где взять… Игнатьев вроде поместье продавать собирался, но у него за двести душ, это выйдет серебром тысяч в двадцать. Тебе же столько мужиков не нужно?
— Нужно гораздо больше, но не сразу, я бы где-то через год купил бы.
— А если больше, то тебе нужно в Псковскую губернию. Там мужика с семьей на вывод рубликов по десять можно взять, а много брать если, то и до пяти торговаться не зазорно будет. И девки там хороши, я их рубля по четыре покупаю, но если сразу много брать, то и за три сторговаться можно…
— Далековато… я, конечно, советом воспользуюсь, но… а как-то побыстрее можно хоть дюжину-другую мужиков подкупить? Чтобы к посевной успеть.
— К посевной… А давай завтра к Игнатьеву съездим! Сегодня уже поздно, а вот завтра, если с рассветом выехать, то как раз успеем!
Вот чего не отнять у старого поручика, так это заботы о лошадях. На санях, запряженной парой каких-то светло-коричневых лошадок, мы проехали двенадцать верст до Одоева меньше чем за полтора часа. Ну и за Одоев всего часа три ехали. Я думал, что этот Игнатьев — помещик, которому стало трудновато с хозяйством управляться, а оказалось иначе. Петр Петрович оказался отставным прапорщиком, причем в отставку ушел «по ранению», а фактически — по инвалидности: у него левый рукав пустым был. Инвалида взял себе в управляющие подполковник, у которого тот служил в войну — а когда хозяин поместья умер прошлым летом, наследники решили монетизировать наследство. Что самого Петра Петровича отнюдь не радовало, так что он «пытался продать» поместье без фанатизма.
С ним Александр Григорьевич быстро договорился о «передаче в услужение» двадцати пяти душ за пятьсот рублей, причем с условием, что эта сумма пойдет в зачет будущей платы за все поместье. После того, как я сообразил о причинах отсутствия энтузиазма в деле торговли недвижимостью, то предложил Петру Петровичу остаться в качестве управляющего и после смены собственника. Тот секунду подумал (или, скорее, просто воздуха набирал перед тем, как озвучить информацию) и выложил «коммерческую тайну»: