Регулярных рейсов между Пан-Азией и Новой Гвинеей не существовало, — вылетели чартером. Двенадцатиместный салон построенной ещё до нулевого дня «Сессны» был заполнен почти под завязку — Мроев прихватил с собой охранников. Илья ожидал, что ими окажутся корейцы из отеля, но нет, те остались по месту службы.
У самолёта их встретили трое молодых парней явно с военной выправкой, хоть и одетые в чёрные полуспортивные костюмы. В двоих угадывалось наличие восточноазиатской крови, третий, по повадкам старший в тройке, был типичным европеоидом. На приветствие парни не ответили, только кивнули. Но несколько фраз, которыми они обменялись вполголоса, когда занимали места в салоне, Илья расслышал. Язык был знакомым.
Мроев вёл себя по-хозяйски. Первым поднялся в самолёт, указал Лаугесену место, где тот должен сидеть, тут же уселся рядом. Хелен скривила губы недовольно, но затевать очередной спор не стала, села позади начальника. Илья поспешил занять место через проход от неё, — «Сессна» это вам не «Аэробус». Старший охраны сел в первом ряду перед Лаугесеном, другие двое — в конце салона. Наклонившись к соседке, Илья спросил вполголоса:
— Мне показалось или они в самом деле говорят между собой по-английски?
— Скорее, «по-американски», — буркнула пресс-секретарь.
В таких комфортабельных самолётах Илье летать не доводилось. Будто и не в самолёте летишь, а в шикарном лимузине едешь. Удобное широкое кресло с подлокотниками для тебя одного, бар с напитками, даже иллюминатор персональный, в который никто не мешает смотреть. В старые времена в таких самолётах был и собственный вай-фай, и доступ к интернету на всё время полёта. Об интернете Лазаренко помнил мало, поэтому не сожалел о его отсутствии. Зато в иллюминатор смотрел.
Самолёт летел быстро, полчаса не прошло, как Корейский полуостров остался позади, затем слева по борту проплыл японский остров Кюсю и внизу распростёрлась перламутровая водная гладь. «От горизонта до горизонта» — можно было бы ввернуть для вящей поэтичности. Но это не соответствовало действительности. Справа горизонта не было, его заслоняла перламутровая стена.
Таращиться на барьер справа и пустынный океан слева в конце концов надоело, наблюдать за спутниками — тоже, тем более что многие из них задремали, убаюканные тихим гулом турбореактивных двигателей. Илья и сам уже подумал отдаться этому полезному во всех отношениях занятию, но вспомнил об Иринкином блокноте. Самое время почитать!
От вида округлого почерка подруги защемило сердце. Неужели тайм-феномен растащит их на десятилетия? На секунду он пожалел, что ввязался в авантюру. Что его не устраивало, чего недоставало в жизни? Мысли бежали всё дальше. Илья сообразил, что не читает блокнот, а машинально перелистывает страницы. Чертыхнулся, вернулся назад.
«Вопрос: Расскажите о своей первой встрече с тайм-феноменом». Для скандинавов, почти поголовно родившихся уже после нулевого дня, рассказ старика мог показаться интересным. Но Илья видел это собственными глазами. Он принялся читать по диагонали и споткнулся на фразе: «...наоборот, мои коллеги должны радоваться, что купол лишил их возможности наблюдать Вселенную. Боюсь, увиденное их бы не обрадовало». — «А что бы они увидели, по-вашему?» — «Начну издалека, чтобы вы поняли. Как думаете, почему учёные Тулле разделили мир на десять зон?» — «Не знаю. Возможно, они собирают данные о мигрантах...» — «Ерунда! Разгадка в коэффициентах ускорения. Мы хорошо знаем, во сколько раз шестая зона быстрее пятой, седьмая — шестой, восьмая — седьмой, имеем представление о том, как течёт время в четвёртой, девятой и десятой. Значит, можно составить систему уравнений, описывающих процесс. Да, они не линейные, но и не очень сложные. Располагая математическим аппаратом, можно рассчитать ускорение в недоступных для нас зонах.
Туллейцы именно так и поступили, а я повторил их расчёты. До первой зоны всё считается великолепно. Но если сделать ещё шаг, мы получим некую «нулевую» зону или точку. Ускорение времени там равно нулю — в пределах вычислительной погрешности. Мы говорим о барьерах и зонах, как о чём-то свершившемся, устоявшемся. Но это не так! Событие, вызвавшее тайм-феномен, происходит сейчас, пока мы с вами разговариваем». — «Позвольте с вами не согласиться. Даже если в этой вашей точке прошло несколько минут, у нас-то прошли десятилетия, в Тулле — и того больше...» — «Нет никакого «у нас», «у них»! Год — это оборот планеты вокруг светила. Как может Земля сместиться на несколько минут и одновременно сделать сотни витков вокруг Солнца?» — «Этого не знает никто, не только я. А у вас есть какая-то гипотеза?» — «Построить сколь-нибудь правдоподобную гипотезу, исходя из наших познаний о Вселенной, тут невозможно. Но в том-то и дело, что известные нам законы больше не действуют. Изменились свойства самого пространства-времени. Причём, изменились локально, насколько я понимаю. Для стороннего наблюдателя, находящегося вне Земли, не произошло ровным счётом ничего». — «Хотите сказать, наша планета попала в какую-то аномальную зону пространства? Откуда она взялась? Не на Земле же её создали?» — «Однозначно нет. Земная наука так же далека от понимания природы тайм-феномена, как египетские жрецы были далеки от квантовой физики». — «Тогда как объяснить её внезапное появление? У нас столько спутников, телескопов, разве могли астрономы не заметить эту аномалию издалека?» — «Не могли, вы абсолютно правы. Барьеры непроницаемы для электромагнитного излучения, мы бы их обязательно обнаружили. Однако... Нет, не хочу ступать на скользкий путь предположений и домыслов». — «Профессор, пожалуйста! У вас ведь есть какая-то гипотеза!» — «Профессор? Милая девушка, я никогда не имел этого звания...»