Берег скрылся за горизонтом, когда Хантер, включив динамики, чтобы его наверняка услышали в салоне, сообщил:
— У нас две новости, хорошая и плохая. Хорошая: мы вырвались из мышеловки. Плохая: самолёт не дозаправляли, а расход топлива увеличился. Хватит где-то на полчаса. Может, чуть больше.
Пресс-секретарь оставила раненого, быстро прошла в кабину.
— Где мы сейчас находимся?
— Понятия не имею, радиопеленга здесь нет. Где-то между Новой Гвинеей и Австралией.
— Поворачивай на юго-восток! Ближайшая суша — север Квинсленда.
— Ты сбрендила? — уставился на неё Хантер. — Лететь по азимуту, без ориентиров, целить в белый свет, как в копеечку? Нет, пойдём вдоль барьера. Австралия там, впереди, не проскочим.
— Идиот! — в сердцах наградила его смачным эпитетом Хелен. Обернулась к Лаугесену, ища поддержки.
Однако начальник экспедиции произнёс невозмутимо:
— Возможно, он прав. У нас нет точных данных, как барьеры пересекают Австралию.
На лице женщины явственно отразилось удивление, но возражать она не посмела. Дёрнула плечом, вернулась на место. Нашла в рюкзаке карту, развернула. Первый же взгляд подтвердил нехорошую догадку: южнее Арафурского моря, прямо по курсу «Сессны» лежал залив Карпентария, глубоко врезавшийся в Австралийский континент.
Надолго выдержки Хелен не хватило. Она снова вскочила, вернулась в кабину, уселась в кресло второго пилота, поближе к приборам. Илья её понимал. Единственным доступным ему прибором были часы на запястье, по ним и следил за остатком топлива. И когда Хантер объявил: «Земля прямо по курсу!» — выдохнул облегчённо. Услышал, как за спиной перевели дыхание, зашушукались спутники.
Радость была преждевременной. Барьер шёл по западному краю залива. Скалистые островки, пустынный берег — всё, что досталось пятой зоне.
— Впереди что-то большое, — сообщил Хантер.
— Остров Грут-Айленд, — уточнила Хелен, водя пальцем по карте.
— Там найдётся, где сесть?
— Не знаю!
— Хреновая у тебя карта...
Они были заняты перепалкой, разглядыванием карты, по сторонам смотреть им было недосуг. Поэтому первым заметил Илья. Закричал, подавшись вперёд, к пилотской кабине:
— Аэродром! Справа, справа аэродром!
Хантер и Хелен дружно обернулись к нему. Затем так же дружно посмотрели направо. Поздно, даже на половинной скорости «Сессна» уже пронеслась мимо.
— Ты не ошибся? — сурово уточнил пилот. — Второй раз разворачиваться топлива не хватит.
Ответить Илья не успел, пресс-секретарь нашла нужный объект на карте:
— Правильно, аэропорт Гаррталала. Разворачивай!
«Аэропорт» было слишком громким словом для того, что находилось внизу: несколько неказистых строений и грунтовая взлётно-посадочная полоса. Но не это самое худшее. Барьер пересекал полосу почти под прямым углом, оставляя по эту сторону метров триста.
Не стесняясь сидящей рядом женщины, Хантер грязно выругался.
— Лучше уж на воду! Больше шансов.
— Садись! — рявкнула на него Хелен. — Или передай управление мне!
— Куда садиться, не видно ж ни хрена?! Если на взлётке машина стоит...
— Не стоит, — внезапно отозвался Лаугесен. — Взлётная полоса свободна.
Берег был теперь по левому борту «Сессны», и Лаугесен внимательно всматривался в иллюминатор, словно и впрямь мог видеть сквозь завесу барьера. Хантер недоверчиво покосился на начальника экспедиции, хмыкнул. Согласился:
— Ладно, покойнички, полетаем. Пристегните ремни!
Чёрный юмор его не оценил никто. Но он и не ждал оценки. Развернул самолёт по широкой дуге, начал снижаться, заходя в глиссаду. Перламутровая стена понеслась навстречу. Смотреть на её стремительное приближение Илье не хотелось. Мелькнула запоздалая мысль, что выбрал он не лучшее место и надо бы пересесть... Шасси ударились о грунт, заставив щёлкнуть зубами, самолёт затрясся бешено, и в следующий миг барьер, плотоядно чавкнув, проглотил его.
Арнхемленд, четвёртая зона ускорения
Жёсткую посадку в сочетании с барьером раненый не пережил. Здоровым тоже пришлось несладко. Туллейцы корчились в креслах, скулили, скрипели зубами и, кажется, завидовали мёртвому коллеге.
Хелен помочь им немедленно, как в прошлый раз, не могла: адреналиновый шок приковал и её к пилотскому креслу. Илью бил озноб, бросая то в жар, то в холод. Четвёртая зона была для него родной, но он покинул её много лет назад, и возвращение оказалось не очень приятным. Нечто сходное ощущали и «пятёрки» — Мроев, гуамцы. Легче всех смену ускорения перенёс Лаугесен. Но помогать подчинённым начальник экспедиции не спешил, продолжая внимательно вглядываться в иллюминатор.