— Откуда вам известно, что нужный восход настанет именно сегодня? — спросил Уилл.
— Разве я уже не объясняла? Эта пара обелисков установлена так, чтобы восходящее солнце светило точно между ними только в день зимнего солнцестояния. Обелиски обозначают границу сердца Дебрей, древней столицы эльфийских владений. Существует ещё три пирамиды, подобные этой, каждая — со своей парой обелисков на вершине, высеченных из разных материалов. Зимние обелиски вырезаны из кости. Другие пары отмечают восход солнца во время летнего солнцестояния, а также весеннего и осеннего равноденствия.
Уилл уставился на неё, открыв рот от изумления. — Вы и впрямь так много знаете.
— И ты можешь стать таким же, юноша, если хорошенько постараешься и завоюешь рыцарский титул Вантресса, как делают все достойные люди.
Кадо закашлялся.
С ухмылкой она повернулась к нему. — Сомневаюсь, что даже тебе, Кадо, доводилось стоять на берегу реки, окружающей сердце Дебрей. Немногим людям посчастливилось увидеть её, и лишь единицы из них до сих пор живы, чтобы поведать об увиденном. Тем не менее, вот мы здесь.
— Как ты верно подметила, лишь единицы до сих пор живы, чтобы поведать об увиденном, так что я, пожалуй, вернусь к караульной службе, — ответил Кадо. Взмахнув могучими крыльями, Дюжий поднялся в небо и принялся лениво описывать круги над поляной.
— На солнцеворот светило движется медленно, — сказала Эловен. — Пока мы дожидаемся рассвета, у вас, юнцы, есть редкая возможность приобщиться к древнему великолепию и удивительным загадкам, которыми наполнено сердце Дебрей. В старости вам будет чем похвастаться, если, конечно, кто-нибудь из вас доживёт до старости. Глядите!
Она сотворила ещё один пузырь света. Движимая её магией, яркая сфера проплыла мимо кургана и озарила речную отмель. Там стояли рядом два моста: один был высечен из нефрита, другой — из обсидиана. Выгибаясь над водой, они вели к туманному берегу, который невозможно было разглядеть, поскольку его скрывала завеса плотнее сумрака.
— Нельзя увидеть сердце Дебрей, пока не перейдёшь на ту сторону, — печально сказала Эловен. — Но вы можете вдохнуть очарование его пропитанных волшебством цветов.
В воздухе и впрямь растекался дурманящий аромат цветов, от которого у Уилла закружилась голова. Лёгкий ветерок пощекотал ему уши, словно дыхание незримых фей, дразнящих его своим насмешливым перешёптыванием. Его волосы зашевелились, как будто их чесали крохотные коготки. Уилл похлопал себя ладонями по щекам, и шум стих.
— Почему здесь тепло, как летом? — спросил он. — Почему нигде не видно снега?
— В Дебрях времена года не подчиняются привычному для нас распорядку. Они меняются столь же внезапно, как настроение эльфийской королевы. Но восходы солнца остаются незыблемыми. Отсюда и обелиски. Вы видите огонёк?
Огонёк, едва ли больше искорки, мерцал в темноте на противоположном берегу: то ли небольшое пламя поблизости, то ли огромный костёр в нескольких лигах отсюда.
Эловен продолжила. — Огонь пылает на кончике крыла окаменевшего дракона, чей остов столетия назад был превращён в амфитеатр. Именно там в былые времена собирался великий Совет. Говорят, что эльфы не признавали над собой ни короля, ни королевы, но, подобно собранию Эмберета, спорили по любому поводу до тех пор, пока не приходили к согласию. Учитывая их долголетие, они, должно быть, нисколько не смущались, если на принятие решения им требовались годы. Ходят слухи, что совет собирается и поныне, но сама я никогда его не видела, так что не могу сказать наверняка.
— А я думала, вы видели всё, — сказала Роуэн, и на этот раз Уилл не нашёл в её словах ни тени сарказма или насмешки.
— Я гуляла по пустому амфитеатру, любуясь обветшалыми башнями старого города и руинами его изящной архитектуры. Я слушала мелодию, извлекаемую из заколдованных струн эльфийской лютни. Я пробовала на вкус ключевую воду из Колодца призраков и боролась с бурей, застигшей меня на полпути через мост Сожалений. Но среди всех опасных мест в Дебрях это считается наиболее опасным. Как правило, эльфы равнодушны к таким как я, потому что я прихожу сюда не драться, а учиться. Но это вовсе не означает, что им по нраву, когда сказители бродят вокруг их драгоценных святынь. Опасные создания часто приходят испить волшебных вод этой реки, — она коснулась шрама на горле. Прищурившись, она окинула взглядом деревья и небо, но было по-прежнему слишком темно, чтобы увидеть хоть что-нибудь, кроме общих очертаний пейзажа.
— Зачем там два моста? — продолжил расспрашивать Уилл.
— Разве одного недостаточно? — добавила Роуэн. — Обсидиановый мост такой красивый.
Эловен неодобрительно усмехнулась. — Дети, вас вообще чему-нибудь учат? В Дебрях ни в коем случае нельзя ходить по обсидиановым мостам.
— Почему?
Сверху, нарушив предрассветную тишину, раздался пронзительный свист: Опасность!
Эловен мотнула головой, и её волшебный свет улетел в сторону воды, от чего вокруг них сделалось темнее, чем мгновение назад. Окутав ладони ледяным холодом, Уилл принялся высматривать цель. Почему внезапно всё так померкло, словно тьма накрыла их волной недоброй магии? Рядом с собой он ощутил покалывание молний Роуэн, жаждущих вырваться на свободу.
— Сюда! — Тит направил лошадь к деревьям, как обычно подавая всем пример.
Тёмный всадник на коне выскочил перед юным рыцарем из тусклого полумрака. Наконечник копья оцарапал бок лошади Тита, заставив животное неуклюже попятиться. Тит перекинул ногу через луку седла и сполз на землю, не дожидаясь, пока лошадь его сбросит. Выхватив меч, он повернулся к врагу.
Воздух наполнился зловонием. Затухающий свет Эловен раскрыл истинную природу существа. Это был рыцарь-лич, груда костей и гниющих сухожилий, ожившие останки храброго воина из Королевства, который встретил свою смерть в сердце Дебрей. Его мёртвый конь был облачён в латные доспехи, потемневшие от ржавчины и запятнанные высохшей кровью неизвестных противников.
Приблизившись к Титу, существо занесло меч, намереваясь разрубить юношу пополам.
— Тит! В сторону! — Уилл набросил на лича ледяное покрывало, чтобы замедлить его движения. Роуэн подскочила сзади, рубанув мечом спину немёртвого рыцаря. Вырвавшиеся из меча молнии прошли сквозь его остов. Обрывки одежды занялись пламенем, но вскоре потухли. Однако существо даже не обернулось. Его меч обрушился на Тита.
Тот завалился навзничь, вверх тормашками, и меч рассёк воздух в том месте, где он только что стоял. Перекатившись и встав на ноги, Тит подставил лезвие своего клинка под следующий замах рыцаря-лича. От сильного удара всё его тело содрогнулось, но он устоял.
Стрела Сериз прошила ходячий скелет насквозь, разрывая плоть и царапая кости, но этого оказалось недостаточно, чтобы он хоть на миг перестал теснить Тита. Сверху спикировал Дюжий, схватив когтями голову лича, но ему удалось лишь стащить с него покорёженный древний шлем, обнажив череп, обтянутый гниющей кожей. Чёрное вихрящееся ничто заполняло его глазницы и разинутый рот. Уилл и Роуэн вновь поразили его льдом и молнией, но магия стекала с него, не причиняя никакого вреда. Он упорно шёл вперёд, наседая на Тита, которому становилось всё труднее не подпускать его к себе.
Эловен швырнула в существо сгусток синего света. Сфера проникла внутрь иссечённого табарда и взорвалась снопом голубых искр.
Рыцарь-лич резко остановился, дёргаясь из стороны в сторону, пока внутри его доспехов раздавались негромкие хлопки. В небе Дюжий описал круг над деревьями, пытаясь найти подходящий угол атаки.
Тит снова запрыгнул в седло. Хотя из глубокой рваной раны на боку его лошади сочилась кровь, она уверенно держалась на ногах и была готова пуститься вскачь. — Пошла! Пошла! Куда нам, Эловен? Назад, к порталу?
— Мы не можем уйти до рассвета! — воскликнул Уилл.
— Я лучше умру, чем вернусь в Гаренбриг, трусливо поджав хвост! — крикнула Роуэн.
— На нефритовый мост! — скомандовала Эловен. — Рыцарь-лич не может пересечь бегущую воду.
За время краткой битвы темноту расшили нити солнечных лучей. Лепестки парящих фонариков сложились вместе, как у ночных цветов с наступлением рассвета. Цветы, белеющие среди лоз на вершине кургана, принялись закрываться, едва их касался свет. В густом переплетении лоз у подножия обелисков угадывались очертания крупного четвероногого тела. На одном его конце торчало то, что Уилл поначалу принял за одревесневшие побеги высохшего кустарника — две изогнутые сохи, зеркально отражающие друг друга... как ветвистые рога.