Жизнь в руках судьбы же игра, как яблоко в её руках.
Было некогда твоё тело каплей, как же удивительно, Мухлиси (псевд.)!
Когда читаешь строки эти, изливается душа твоя, подобная океану - так говорят они".
И впрямь словно изливалась душа вместе с этими строками. Но боль всё равно не отпускала.
Стража доложила о приходе Румейсы.
Церемонно поклонившись, девушка с нежной улыбкой подплыла к шахзаде.
- Мне сказали, ты всё ещё расстроен из-за решения повелителя, - медленно начала она, выразительно глядя ему в глаза.
Огонь свечей и отблески заката создавали едва уловимую атмосферу спокойствия.
- Это ни для кого не тайна, - ответил Мустафа, бережно обнимая её за плечи, - Как ты понимаешь, радостью это для меня быть не может. Давай лучше не об этом сейчас. Завтра нам предстоит не короткий путь.
Нахмурившись, Румейса опустила голову.
- Мне не нравиться видеть у тебя такой настрой, ни смотря, ни на что, слышишь? - Мягко прошептала девушка, подняв глаза, - Это, конечно, очень печально, правда, но нельзя же только из-за этого видеть весь мир в чёрном свете?
- Конечно, Румейса, - натянуто улыбнувшись, согласился Мустафа, опускаясь на диван, - просто это было для меня очень неожиданно. Возможно, этого следовало ожидать, однако сейчас я просто не нахожу причин радоваться чему либо или кому либо, кроме тебя, Разие, братьев и валиде.
Воцарилось молчание. Румейса всё хотела сказать... И вот решилась.
- Может, у меня найдётся новость, способная поднять тебе настроение?.. - набрав полные лёгкие воздуха, чуть слышно произнесла она.
Мустафа вопросительно взглянул на девушку.
Судорожно сглотнув, Румейса немного неуверенно подняла на него полные любви, счастья глаза и улыбнулась...
- Я... то есть... В общем, скоро на свет появится новый человечек... наш с тобой шахзаде!
От такой новости улетучится любая боль, словно сухой лист, уносимый порывом ветра...
Глава 13
Как он и ожидал, в Манису поехал Мехмед. В какой- то степени Мустафа был рад за него...
Но не прошло много времени, как Мехмед заболел оспой и... умер.
Эта весть быстро дошла даже до Амасьи.
Это был ещё один удар. Брат, с которым они росли вместе... умер?! Однако это было горе не только для него.
Все скорбели по безвинному шахзаде.
Несмотря на медицинские показания, нашёптывала Хюррем султан повелителю - мол, это он, Мустафа, или мать его, Махидевран погубили шахзаде, на которого Сулейман с некоторых пор возлагал основные надежды. Она, конечно, понимала, что это ничем не оправданная глупость, но после смерти Мехмеда искала уже и любую смехотворную нелепость, лишь бы она заронила подозрения в и без того подозрительную душу султана и защитила её собственных детей. Защитила от страшного закона Фатиха.
Кроме султана никто и слушать не желал её сплетен и наветов. Мустафа горько переживал его смерть. Старался не показывать своего горя, пытался скрыть ото всех. Однако все его видели. Все, кроме султана.
И вновь стоял у гроба близкого человека, и сердце плакало кровавыми слезами. И впрямь готов был заплакать, глядя в лицо брата. Такой юный, храбрый шахзаде...
Едва оторвал от него полный печали взгляд, как натолкнулся им на султаншу с волосами цвета огня. По щекам её ручьём лились не высохшие слёзы, но в глазах, обращённых на Мустафу, читалось проклятие, пожелание самой мучительной из смертей. Мечтала Хюррем-султан весь мир обрушить на его голову. Он стал её страхом, последней тенью между её сыновьями и троном. Но чем дальше, тем реальнее становилась эта тень, тем плотнее и грознее в её глазах.
Хюррем султан была не плохой, и, даже сквозь призму своей неприязни, Мустафа чувствовал это. Загадочная, хитрая, умная, порой коварная, но не злая и не сладострастно-жестокая. Где-то в глубине её души
жил спрятанный давным-давно свет добра и улыбок забавной, обаятельной, смешливой украинки Настасьи Лисовской, чуждой некогда хитросплетеньям гарема.
Хоть и не знал он её прошлого, он не ненавидел её, ни смотря на всё, что она ему сделала. Все её действия поддавались объяснению. И довольно таки большой отрезок времени Хюррем-султан, интригуя против наследника, действовала не из соображений личной ненависти, а из необходимости расчистить путь бесспорной свободы и власти для себя и своих сыновей.
Но потом, чем больше до неё доходило слухов об успехах Мустафы средь народа, в стане янычар по всей империи, на полях сражений, в политике, в быту, в искусстве и в знаниях,
тем больше раздражалась, не смотря на то, что и её собственные сыновья, не учитывая их чуть более юные годы, всё же так же имеют большие заслуги, пусть и не столь громкие. Но потом именно на эту славу старшего шехзаде и стала давить, прочувствовав, сколь подозрительным становиться султан.