***
Проснулся Тима от качки. Нет, конечно, она присутствовала и раньше — море все же. Но вот, чтобы она была настолько сильной — такого он не припоминал. Ему казалось, что он на огромной скорости несется по американским горкам. Очень—очень хлипким американским горкам. Он взлетал на их гребни, замирал на секунду—другую и ухал вниз, в пропасть. Гамак тоже добавлял суматохи, раскачиваясь из стороны в сторону, периодически, знатно так, прикладывая попаданца боком о ближайшую стену.
А были еще и звуки. Сильнейший рокот дождя, барабанной дробью, бьющий по палубе. Плеск и удары волн о борта. Периодические раскаты грома, боем литавр дополняющие композицию непогоды. Треск и стук от падающих за борт остатков такелажа. И скрип. Жуткий, скрип досок обшивки, пытающейся противостоять буйству стихии. Когда Тима понимал, что от бушующего океана, от черной бездны, в которой нет и никогда не было солнечного света, его отделяет всего лишь несколько сантиметров дерева, ему становилось жутко до оцепенения. И плевать, что он уже умирал, наоборот — сейчас ему хотелось жить как никогда раньше.
— Сучий корабль, сучьи пираты, сучье средневековье с их скорлупками вместо нормальных кораблей, — бормотал он себе под нос, мертвой хваткой вцепившись в края гамака, — если не сдохну сегодня и смогу выбраться, хрен я еще раз полезу на эти сучьи деревяшки. Л—о—о—он! — он хотел позвать своего нового духа—раба, однако, как раз в этот момент корабль, в очередной раз, ухнул с гребня очередной волны и голос попаданца дал петуха, в результате чего получилось нечто среднее между криком Тарзана и визгом перепуганной девчонки.
— Ты меня звал? — поинтересовался лысый коротышка, проходя прямо сквозь палубу, — эк тебя скрючило то, — участливо проговорил он, наблюдая за попаданцем, что сейчас, перевалившись через край гамака, избавлялся от полупереваренных остатков своего завтрака. Так уж вышло, что Тимин вестибулярный аппарат не смог справиться с той феерией ощущений, что дарило ему нахождение на неуправляемом корабле, посреди бушующего океана, и наступил закономерный итог.
— Звал, — просипел попаданец, вытирая грязный рот, рукавом, — как там дела, снаружи? — едва он договорил, как его вновь скрутил приступ морской болезни.
— А как они могут быть? — вопросом на вопрос ответил Лон. Буря там. Волны большие. Почти все обломки уже смыло, только куски грота, да пары парусов и остались.
— Как думаешь, скоро это закончится? — поинтересовался Тима, в очередной раз вытирая рот.
— Я же уже говорил, — бывший боцман сделал вид, что вздохнул, — хрен его знает. Может через час, а может и через несколько суток. Хотя, в это время года штормов подобной продолжительности быть не должно. Но на все воля богов.
— Я тебя понял.
— Так я могу идти? — поинтересовался Лон.
— А что, ты куда—то спешишь? — удивился Тима, причем не тому, что у его духа—раба появились какие—то дела, а тому, что в нем осталось еще место для сарказма.
— Да нет, — пожал плечами коротышка, — просто, как оказалось, в бытии призраком есть и положительные моменты — я теперь могу не бояться умереть и волны мне не страшны. А я люблю волны, — с некоторой тоской в голосе проговорил Лон.
— Развлекайся, — дал добро попаданец, — только не забывай следить за обстановкой на этой посудине и если что—сразу же рассказывай мне.
Бывший боцман согласно кивнул и отправился на палубу, пройдя прямо сквозь ее доски, а Тиму скрутил новый приступ тошноты.
Следующие несколько часов стали для попаданца, наверное, самыми жуткими и утомительными за все две его жизни. Он так не уставал даже тогда, когда целыми днями драил палубу этого, проклятого всем богами, корабля. К постоянным ударам о стену, он как—то уже притерпелся, хотя, иногда, и они были крайне чувствительны. А вот тошнота и качка утомляли сильнее всего. В конце—концов он впал в некоторое забытье, из которого его вывел встревоженный голос Лона.
— Беда, хозяин, беда, — именно по тому, что бывший боцман назвал его хозяином, Тима и понял, что дело действительно серьезно.
— Рассказывай, — слабым голосом приказал он.
— Течь по левому борту, в носовой части.
— Сильная? — всполошился попаданец и попытался выбраться из гамака, однако не преуспел в этом — корабль как раз забирался на очередную волну и Тиму вновь знатно приложило о стену.
— Не особо. Был бы Ганас жив — он бы заделал, да и я бы, скорее всего тоже, но... — он не закончил свою речь, намекая, что сам ничем, по сути, не отличается от вышеупомянутого Ганаса.