Но именно эта оценка, его понимание и оправдание в его глазах, твоего подлого поступка становятся значимыми.
Иногда, это даже не тот, с кем дружишь, общаешься.
Хотя, на мнение остальных десятков людей, при этом, может быть совершенно наплевать…
Георгий мысленно оправдывался перед Юлей, перед собой.
Так сложилось. Нельзя было по-другому. В ТО время никак по-другому нельзя было…
И понимал, что это неправда.
Следующий день прошёл без событий.
Георгий куда-то уехал до позднего вечера. Закрыл Юлю в полуподвальной комнате, оставил еду, воду, кипяток в термосе. Принес старые книги, журналы. Чтоб не скучала?
Вернулся к ночи. В более спокойном настроении.
Выпустил её из заточенья, велел приготовить ужин.
Проследил, чтоб она доела всё, что было в тарелке. Поставил на стол фрукты, рукой показав, что это для неё.
Велел походить по комнате взад — вперёд: «Надо двигаться, весь день без движения. Так нельзя…»
Юля невесело улыбнулась: «Выгул зеков в тюремном дворике?»
Зло заложила руки за спину и сделала несколько кругов по комнате, опустив голову и раскачиваясь так, будто на ногах висели кандалы. Изображая заключенного.
Георг покачал головой и усмехнулся.
Потом прошёл ещё один такой же день. Ещё и ещё…
Первую неделю он постоянно отсутствовал целыми днями.
Иногда совсем не приезжал на ночь в дом.
Тогда Юле становилось жутко: одна, далеко от людей, в закрытой полуподвальной комнатушке.
Она лежала на кровати, накрывшись двумя одеялами, свернувшись клубочком и прислушивалась к каждому шороху.
К скрипам старого дома, к завыванию ветра, к шорохам в углу… Мышка?!
Иногда, издалека доносился лай собак. Значит где-то живут люди?
Ни интернета, ни телевизора… Даже радио не было в её камере. Только куча старых журналов и книг с пожелтевшими страницами.
Если вдруг он совсем не вернётся, то она не сможет выбраться и погибнет тут от голода и холода?
Недели через две он стал выезжать из дома реже, если отсутствовал, то недолго, несколько часов.
Выпускал её из комнаты пока сам находился в доме, если выходил, тогда закрывал в подвале.
Позже разрешил выходить с ним во двор, на свежий воздух.
Напряжение, которое было в первые дни потихоньку отступало.
Юля слегка успокоилась, было хотя бы немного понятно, что ожидать от предстоящего дня.
От её надзирателя.
Есть определённый распорядок, правила, которых надо придерживаться. Несложные домашние обязанности, которые она выполняла. Многого от неё пока не требовали.
Георгий не пугал её больше своими резкими поступками, определил грань их отношений как хозяин — прислуга. Временное сосуществование вместе.
Такое положение дел, в данной ситуации, устраивало девушку.
Она была благодарна, что он больше ни разу не пытался повторить то, что произошло в машине в то роковое утро.
За одним унылым днём тянулся другой.
Ничто не происходило, ничто не менялось. Становилось заметно прохладней, в этих местах погода и климат значительно отличались от прибрежного.
Тёплых вещей у Юли не было, в основном лёгкие летние футболки, платья и брючки, предназначенные для пляжного отдыха.
В комнате, где она жила, находился шкаф с одеждой. Ношенной, но чистой, аккуратно сложенной.
Это были вещи большой, высокой женщины, наверное, его матери.
Потому что фасон больше подходил человеку в годах, чем молодой женщине.
Когда Юле можно было выходить во двор, она надевала огромную черную кофту, в которую её можно было завернуть два раза.
Такую же безразмерную курточку, делающую стройную девушку похожей на чучело.
Внешний вид девушки, её одежда, похоже, не интересовали мужчину.
Но за тем, чтоб она не мёрзла и одевалась тепло при выходе из дома, он следил.
Если что-то не устраивало, требовал одеться по-другому. Возражений не принимал.
Из головного убора в шкафу нашёлся только серый шерстяной платок, который девушка категорически не хотела надевать.
В Москве она почти всю зиму обходилась без шапки, пользуясь, в случае необходимости, капюшоном. Чаще всего ходила без головного убора.
Георг, насмешливо оглядев Юлин нелепый наряд, недовольно поинтересовался почему она без платка.
Никакие объяснения и робкие просьбы не помогли. Он своими руками накинул на её волосы платок и стянул его узлом сзади на спине.
Посмотрел на её задрожавшие и, по-детски выпятившиеся от обиды губы, несчастные глаза, полные сдерживаемых слёз, и …сам расстроился…
— Холодно уже, простынешь же. Здесь бывают сильные ветра. Я не заставляю тебя носить платок постоянно, только на улице, — уговаривал он девушку добрым, успокаивающим голосом.
В комнате наверху находилось большое зеркало. От пола до потолка, по размеру живших когда-то в этом доме высокорослых людей.
Юля однажды подошла к нему, чтоб оценить свой наряд перед выходом на воздух и ужаснулась…
В зеркале она увидела себя: бледную, с потухшим взглядом, опущенными уголками рта, в уродливой бесформенной одежде. Казалось, что смотрит старушка.
Она любила красиво одеваться.
У неё всегда были несколько пар обуви, которые она надевала только с определённым нарядом, сумочкой, украшениями.
Разных фасонов и цветов брючки, джинсы, юбочки, блузки.
К каждому наряду тщательно, долго, с любовью подбирала подходящие именно к нему аксессуары. Браслетики, колечки, брошки, подвески, воздушные шарфики…
Недорогие, недолговечные безделушки, предназначение которых — однодневной красочной бабочкой оживить настроение, украсить день и дать место следующей искорке радости.
Могла несколько раз за день принять душ, укладывала волосы феном, следила и ухаживала за кожей, делала маникюр, педикюр, заглядывала в салоны.
Обожала плавать в бассейне.
Здесь, за небольшой промежуток времени, казавшийся узнице, чуть ли не десятилетием, исчезло желание поддерживать себя в ухоженном виде.
Нет, она не ходила грязной: соблюдала необходимую гигиену, стригла ногти, причёсывалась, стирала вручную свои вещи.
Домашней одеждой служили лёгкие летние наряды из отпускной сумки.
Но всё чаще накидывала сверху какой-нибудь старушечий балахон из чужого шкафа.
Стало совершенно безразлично, как она выглядит и что на ней надето.
Хотелось стать максимально, подчёркнуто непривлекательной… Назло зверю.
И даже назло себе.
Но, увидев себя в новом образе, испытала ещё одно потрясение.
Больше к зеркалу она не подходила.
Глава 9
Юля смутно припоминала рассказ Сергея о семье Георгия.
Кто-то погиб, кто-то болел, вроде жена сбежала… Или не жена?
Она тогда не слушала, отвергала любую информацию, которую тот сообщил об её обидчике.
Казалось, что эти знания никогда ей не пригодятся, не коснутся. Чем быстрей она забудет об ударе на берегу, тем будет лучше.
Кто мог тогда предположить, что всё обернётся таким чудовищным образом?
Юля старалась не провоцировать его ни на какие эмоции.
Не показывать свой страх, слёзы, грусть. Была прозрачной, неслышной тенью.
Ходила, опустив голову, чтобы не встречаться с ним взглядом.
Она немного расслабилась, убедившись, что, по всем признакам, трупом её не собираются делать. По крайней мере, в ближайшее время.
Надеялась, что постепенно бдительность тюремщика уменьшится, и удача повернётся к ней лицом — сможет сбежать.
Исполняла всё, что он приказывал, это было несложные дела: прибираться в доме, готовить еду, постирать, отутюжить вещи. Поддерживать, при необходимости, огонь в печи.
С каждой неделей хозяин дома относился к ней менее враждебно.
И с каждой неделей ей всё меньше верилось, что удастся вырваться из этого мирка.
Накатывали тоска и чувство обречённости.