— Идем!
8
Калев поставил перед собой цель выяснить, в чем состояла вина Ахана, если таковая действительно существовала. Принимая во внимание небесное авторство обвинения, можно с уверенностью утверждать, что задуманное предприятие чрезвычайно неблагодарное и, пожалуй, даже рискованное.
Далеко не так просто дело Ахана, как может показаться на первый взгляд. Разумеется, в мире нет ценности выше истины, но это обстоятельство есть лишь одна сторона монеты. На другой ее стороне был выбит недвусмысленный обвинительный вердикт, который, по существу, являлся решением Господа. Возражать Всевышнему? Сочувствуя честному и отважному Калеву, пожелаем ему неудачи, дабы не сумел правдолюб поставить под сомнение приговор божественного жребия и тем самым подвергнуть себя великой и непредсказуемой опасности.
Допуская риск утраты небесной приязни, Калев тем не менее решился на поступок. С чего или с кого начать расследование? Ахан, древнего безвременья герой, побит камнями, казнен, мертв — от него не услышать ни звука правды, ни слова лжи. Калев подумал, что для начала следует познакомиться с Рахав — роль у этой особы не эпизодическая.
“Какой, однако, предлог для визита изобрести и с чего разговор начать? — размышлял Калев, — не скажешь ведь, дескать, сомневаюсь я в вине Ахана, хочу разобраться, а заодно узнать, нет ли твоего, Рахав, интереса в этом деле. Нет, так не пойдет, так толку от нее не добьешься. Впрочем, я придумчивый, измыслю что-нибудь экспромтом!”
***
— Мир и благополучие тебе, красавица Рахав, — сказал Калев, входя в известный уже читателю шатер, — меня зовут Калев, я друг Йошуа.
— И тебе благополучие и мир, важный иудей, — ответила Рахав, — с чем пожаловал?
— На воспоминания меня потянуло. Проходил мимо, дай, думаю, зайду, побеседуем, послушаю умные речи.
— Лестно слышать.
— Я от сердца говорю. Хорошо ли ты помнишь, Рахав, как брали наши бойцы твой город Йерихо?
— Как не помнить! Разве забудешь такое! Твои воины избавили мой клан от гибели. Мы вам жизнью обязаны.
— Да, мы спасли вас. Долг велик и лежать не велит.
— Напоминаешь о долге? Чего же ты желаешь, Калев?
— Народ мой малочислен, пополните его. Примите иудейскую веру, Бога нашего за единственного признайте, и зашагаем вместе. Творец испытывает одни огорчения. Порадуйте Его.
— Нелегко от своих богов отрешиться. Думаем.
— Страшно отрешиться? Неужто столько гнева в душах богов? Если никак не возможно сие для твоего клана — отпускаем вас на все четыре стороны.
— Не торопи. Советуемся меж собой.
— Ждем.
— Есть еще что-нибудь на уме у тебя, Калев?
— Есть, красавица Рахав. Я пришел с поручением личного свойства от Йошуа.
— Личного свойства? О, я вся внимание! — оживилась Рахав.
— Йошуа, мой лучший и давнишний друг, доверил мне сообщить, что ты нравишься ему, и он допускает возможность женитьбы на тебе. Разумеется, при условии принятия тобою нашей веры. Он сожалеет, но важные дела не оставляют ему времени для романтических бесед.
— Я польщена, — вымолвила Рахав, зардевшись от блаженства и обиды.
— Йошуа желает знать, в какой мере ты расположена к нему. Говори смелее, я передам ему твои слова.
— Калев, ты можешь уведомить своего старинного друга, что он мне очень нравится, и я была бы безмерно счастлива соединить с ним свою судьбу. Разумеется, при условии выполнения его условия.
— Я рад за вас обоих. Вот только радость омрачена преступлением Ахана. Мы его любили, и вдруг такое… Впрочем, навряд ли тебе это интересно…
— О, нет, Калев! И мою душу задело горе, хоть и чужая я!
— Задело? Ты знала Ахана?
— Знала. Храбрый воин, красивый юноша, горячее сердце. Он признавался мне в любви, оставив в стороне прочие дела. И тут это несчастье!
— Как сошлись вы вместе?
— Он приходил ко мне в шатер, вот как ты сейчас пришел. Он клялся в любви, звал замуж, говорил, что на все для меня готов, мол, ты единственная у меня! Чего только не простишь за такие пылкие слова!
— А было что прощать?
— Служанка донесла, что он убеждал Йошуа не жениться на мне, потому как я язычница. И еще говорил, что Накман хочет причинить иудеям зло, а я, дескать, с братом заодно. Но я простила Ахана. Ведь он из ревности делал это. А ревновать — значит любить!