Итак, на счету Калева уже две важных беседы с центральными персонажами истории. Рассказы Рахав и Накмана порождали в голове детектива все новые и новые вопросы, а путь к истине не сокращался, но, казалось, становился длиннее и извилистее.
“Эти люди щедры на слова, — размышлял Калев, — а не прячется ли за словоохотливостью умысел скрыть правду? Сомнительные случаи не любят поспешных суждений, и я высоко ценю креативную неопределенность. Сомнения ведут к уверенности, с них начинается разум. Короче: мои сомнения — мое богатство!”
“Накман бесспорно погружен в глубокое горе, — продолжал рассуждать Калев, — он ненавидит нас, и это очевидно. По его собственному признанию, и, по словам его сестры, он потерял интерес ко всему на свете. Однако так ли это? В его положении естественно мстить, и он собирался это делать, но поддался увещеваниям Рахав. Удивительная покладистость!”
“В том, что касается намерения Накмана причинить вред иудеям и последующего отказа от этого плана, слова сестры и брата чудесным образом сходятся. Такое совпадение не случайно — за ним стоит либо правда, либо хорошо слаженная ложь. Проверить — моя обязанность”.
“Я поверил Накману, когда он сказал, что Ахан добивался встречи с ним. Ведь у казненного нами искателя руки и сердца Рахав был крайне серьезный соперник. Шаткость брачных надежд Ахана совершенно естественно толкала его к поиску любого, пусть даже незначительного, шанса завоевания предмета своей любви”.
“Да, Ахан искал встречи с Накманом, а вот вопрос о богатстве последнего и странной судьбе золотых статуэток не кажется мне столь простым. Как будто бы оба, и брат, и сестра, говорят одно и тоже — сокровища зарыты в землю. Однако, если Накман совершенно однозначно называет цель и место захоронения драгоценных идолов, то Рахав выражается не вполне определенно. Принимая во внимание неравнодушно-алчное отношение Рахав к имуществу брата и неодобрение его действий, нельзя всецело доверять ее словам об этом предмете”.
“Мне тщание пророчеств не сулит, зато чутье и нюх всегда проворны, — пытался Калев призвать на помощь словесную ритмику, — внутри меня народилась интуиция детектива! Замечательное это свойство подсказывает, что ближайшим объектом моего интереса должна стать проверка достоверности речей Рахав и Накмана о таинственном исчезновении золота. Уверен, на этом пути я вправе ожидать счастливую полосу удач, отрадную пору, очей очарованье. Как говорится, один успех идет и за собой другой ведет! И вовсе не про меня сказано, мол, кого удача полюбит, тот поглупеет вдруг!”
***
Калев отыскал боевых друзей Ахана.
— Здравствуйте, бойцы, узнаете меня? — воскликнул Калев.
— Нет, не узнаем. Кто ты таков?
— Я Калев, старый товарищ нашего общего с вами вождя Йошуа.
— Раз пожаловал к нам, значит, понадобились, — догадался первый друг Ахана.
— Угощайся нашей солдатской пищей, — пригласил второй друг Ахана, — немудреная, зато сытная!
— Спасибо, бойцы, я неприхотливый, рад угощению из солдатского котла.
— Чего тебе надобно от нас, Калев? — спросил первый, дождавшись, когда гость покончил с трапезой.
— Я хочу глубже разобраться в деле Ахана. Вы — бывшие друзья его, можете мне помочь. Пришел расспросить вас кое о чем.
— Спрашивай, Калев, — сказал второй.
— Хорошо ли знали вы вашего командира? — начал Калев
— Думали, что хорошо знали, а видишь, как оно вышло! — с горечью заметил второй.
— Ахан был самым храбрым из нас, так мы помним его! — добавил первый, — вел нас от победе к победе.
— Не забывай про Ай! — вставил Калев, строго глянув на первого.
— Он никогда не командовал “Вперед!”, он командовал “За мной!” — поддержал второй.
— Верите ли вы, что Ахан — вор? — с солдатской прямотой и краткостью спросил Калев.
— Сами не знаем. Все-таки стрелка указала на него, а разве со жребием поспоришь? — сказал первый, — вот только душа не принимает.
— Говорят, он влюбился. Не доведут бабы к добру! — вымолвил второй.
— Может, он крал, чтобы зазнобу свою ублажить? — допытывался Калев.
— Кто знает? Нынче всякое безобразие может случиться, такие времена пошли, — заметил первый.
— Ни к чему ему было красть, ведь он разбогател нежданно-негаданно! — воскликнул хорошо осведомленный второй.