— О, как я признателен тебе, Йошуа! Однако наш царь Шломо говорил, мол, устрой дом свой, а затем соверши дела твои вне дома!
— Ах ты хитрец, Ахан! Да ведь царь Шломо велел вперед совершать дела вне дома, а уж потом устраивать дом свой!
— Я пошутил, Йошуа. С радостью приму твое попечение. Однако я хотел бы жениться, будучи прославлен. Мне уже двадцать, а ничего не сделано для бессмертия! Вот ведь и ты не торопишься в женихи — заботы о народе не пускают.
— Ты прав, Ахан. Божественное выше суетного. Пусть подождет Рахав. А что до бессмертия, так заблуждение это, ибо все в мире смертно. Хотя, есть все же один единственный путь к вожделенному: чтобы стать бессмертным, надо прежде умереть.
— Кстати, о Рахав. Случайно проходил по лагерю язычников из Йерихо. Тех самых, что мы не умертвили. Рахав заманила меня к себе в шатер. Разговорились. Оказалось, что она вовсе не решилась еще принимать нашу веру. Сомневается.
— Ты слышал это из ее собственных уст?
— Разумеется!
— Странно весьма. Странно и тревожно. У меня другие сведения. Она объяснила что-нибудь?
— Рахав сказала мне, что брат ее Накман потерял семью. Его жену и детей якобы убили наши. Она признает, что родичи сами виноваты — вышли поглядеть на пожар Йерихо, нарушив договор не высовываться из дома. Но Накман отвергает объяснения, страдает и горит желанием отомстить иудеям.
— А что Рахав?
— Она сочувствует брату. Кажется, солидарна с ним.
— Право, ты озадачил меня!
— Вот я и думаю, надо ли мечтать о язычнице, коли медлит она принять нашу веру?
— Право, ты озадачил меня!
— Брат ее опасен, но, боюсь, беда может прийти от нее самой.
— Право, ты озадачил меня!
— О, Йошуа, я не хочу мешать твоему счастью! Кто я, чтобы советовать тебе, военачальнику, пророку, зрелому мужу, наконец? Случайность позволила мне заглянуть в душу к Рахав. Я не имею права скрывать от тебя ничего!
— Благодарю тебя, Ахан. А сейчас оставь меня наедине с моими думами.
***
Ахан с удовлетворением вспоминал о последней беседе с Йошуа. По мнению Ахана, посеянные в душе соперника сомнения вполне могут дать полезные всходы. Однако поглощенные разговором, собеседники не обратили внимания на одну важную вещь. А случилось-то непредвиденное: служанка Йошуа все подслушала.
Как правило, женщина эта пренебрегала мужской болтовней. У кого какой выделки меч, чей конь споткнулся в атаке, кто кому голову срубил — короче, всякие пустяки, не заслуживающие серьезного внимания. Но вдруг она услыхала, что говорят на романтическую тему. Тут уж совсем другое дело. Она навострила уши и дослушала разговор до конца.
Узнав о столь волнующих обстоятельствах, верная служанка Йошуа поспешила поделиться вестями со своей товаркой, прислужницей Рахав. Известное дело: легче держать на языке горячий уголь, чем тайну. Женщины обсудили друг с другом новую ситуацию во всех подробностях, добавили от себя недостающие детали и сделали реалистичные прогнозы.
Следующим пунктом распространения жгучих новостей стала сама Рахав. Прислужница не имела секретов от госпожи, приучившей ее делиться всем, что той доводилось подслушать или подсмотреть. “Знания никогда не бывают лишними, в них сила и деньги!” — твердо верила содержательница харчевни. Разумеется, личная тема, касающаяся Рахав, занимала первый план донесений.
Рахав выслушала доклад со вниманием, однако не позволила дрогнуть ни единому мускулу на лице. Диктуемое опытом притворное равнодушие вовсе не являлось случайным — у информаторши не должно было сложиться впечатление, будто принесенное ею известие почему-либо важно для хозяйки. Таким образом Рахав надеялась остудить пыл чрезмерно возбужденной прислужницы и тем самым остановить дальнейшее распространение сплетни.
Фактически же новость оказалась чрезвычайно значительной для Рахав и весьма встревожила ее. Она имела виды на Йошуа. Он нравился ей, она почти любила его, подозревала во взаимности и надеялась стать его женой.