Монгол охотно пояснил:
— Специалист по букашкам. Один из тех чудиков, что считают лапы у тараканов.
— Энтомология для Коротова — скорее хобби, — терпеливо заметил Вадим Сергеевич. — В двадцать два он закончил горный институт, в двадцать семь — академию финансов. А в тридцать свалил половину дел на помощников и стал энтомологом. Думаю, именно этим он и хотел заниматься.
Глеб представил себе этого Коротова — миллиардер, стремящийся к знаниям… Видимо, интересная личность.
— И Бальд был его фамильяром?
— Одним из фамильяров — у него их много.
Вспомнив вдову посла, Глеб проронил:
— Госпожа Сайто говорила, что Бальду поручали странные вещи… Может, он ловил для Коротова насекомых?
— Или людей, — ввернул Монгол.
— А вот это уже домыслы, — возразил Вадим Сергеевич. — Репутация Коротова безупречна, и оснований обвинять его у нас нет.
— Кроме одного, — не сдавался Монгол. — Коротов — слабый маг… об этом все знают. А слабые маги всегда ходят с оружием. Смекаете, к чему я?
Глеб удивился — ну и что с того? Подумаешь, богач с оружием ходит… Как говорила их соседка, чем больше нулей на банковском счёте, тем больше врагов (судя по тому, что соседка регулярно брала у них с мамой в долг, врагов у неё не было совсем).
Но ответ Деи всё прояснил:
— Когда погиб Далебор, засаду вам устроили двое, — её голос внезапно дрогнул, — и один из них стрелял в вас… Именно он Далебора и убил…
— Вот-вот, — подытожил Монгол. — А ещё тот стрелок не применял магию. Совсем.
На этой пасмурной ноте Глеб и увидел замаячивший впереди особняк: фасад с лепниной, белоснежные колонны, фонтаны… Да это и не особняк даже, а целый дворец!
Они остановились у лестницы, к облегчению Глеба, снабжённой пандусом: то ли среди знакомых миллиардера были колясочники, то ли это сделали на всякий случай. Двое лакеев распахнули дверцы.
— Дамы и господа, — к ним вышел дворецкий (камзол с позументом в виде оловянной тесьмы, лакированные туфли, белые перчатки), — добро пожаловать в поместье господина Коротова! Прошу всех следовать за мной — Аркадий Борисович ожидает вас.
— Надо же, — буркнула Дея, — сколько любезностей… А я ожидаю, что мне повысят зарплату.
Дворецкий повёл их в дом. Баюн, семенивший за Глебом, заметил:
— Тут кругом амулеты — если что, я не смогу принять боевую форму.
Глеб удивлённо обернулся:
— У тебя есть боевая форма?
— У меня много чего есть! — спиритус обрёл гордый вид. — Но в боевом обличье ты увидишь меня в одном случае — если мы будем в опасности.
За входом обнаружился зал с лестницей: ступени и балюстрада из белого мрамора, статуи в нишах, позолота на стенах. Неприметно и скромно сверкал паркет — будто свыкшись с тем, что надо лишь подчеркнуть окружающую роскошь.
— Гармонии и благоденствия! — разнеслось над залом. — Аристарх Евгеньевич, благодарю вас — я лично займусь гостями.
Дворецкий ретировался — уйти так незаметно могут лишь карманники, киллеры и слуги.
Глеб увидел мужчину в белом костюме; тот походил на аристократа — какого-нибудь князя времён царской России: зачёсанные назад волосы, густая борода, гордый стан. Незнакомец был грузным, но не толстым (благодаря выправке и мощным, как у штангиста, плечам). А взгляд его гипнотизировал: живой, умный, но безжалостный…Такой взгляд и восхищает, и вводит в трепет.
— Разрешите представиться, — мужчина шагнул вперёд, — Аркадий Борисович Коротов, хозяин этого скромного жилища.
Голос его был выразительным, под стать внешности. Монгол хмыкнул:
— Если ваше жилище скромное, то моё — собачья конура.
Коротов засмеялся:
— Приятно встретить людей с чувством юмора! Как сказал кто-то из великих, в серьёзности проявляется тупость нашего общества, не умеющего смеяться над собой.
— Так сказал Честертон, — уточнил Вадим Сергеевич.
Он смотрел на Коротова, словно оценивая его реакцию. Но тот, если и ощутил раздражение, ничем не выдал его:
— А ещё он считал, что интеллектуалы делятся на две группы: одни поклоняются интеллекту, другие им пользуются, — Коротов протянул руку. — Я рад принять у себя тех, кто может пользоваться головой.
Последовало знакомство; рукопожатие Коротова было приятным — он явно знал, как обаять окружающих.
Когда их вели в коридор, Глеб нарочно отстал и спросил у Баюна:
— Ты знаешь, кто такой Честертон?
— Английский писатель и мыслитель, — сообщил дух. — Когда не писал, мыслил, а когда не мыслил, писал.
Коридор растянулся метров на двадцать: в одной стене окна, на другой картины. Шагая впереди, Коротов не прекращал говорить:
— Дом построен почти три века назад. Тут смешались разные стили — есть даже Фарфоровый зал, как в Королевском дворце в Мадриде! Хотя Карл Третий вряд ли подозревал, что фарфоровые панели для его резиденции копируются спиритусами и доставляются в Близбор.
Они вошли в гостиную с мраморным камином и шпалерами, изображавшими пейзажи. На ковре лежали медвежьи шкуры: морды скалились, как живые. При виде шкур половина симпатии, испытанной Глебом к Коротову, улетучилась.
— Папа, это платье дурацкое! — к ним выбежала девочка лет десяти, одетая как Барби: розовое платье с кружевами, диадема в волосах, сияющие туфельки и тонкие перчатки. — Я не появлюсь в нём в свой день рожденья… ой!
Девочка застыла при виде гостей. Коротов пожурил её:
— Анжела, ты ведёшь себя невежливо.
— Извините… — бормотнула девочка и вновь покосилась на отца: — Я хочу другое платье!
Тот вымученно вздохнул:
— Это уже третье по счёту.
— Ну и что? Оно мне не идёт… И цвет идиотский!
— Ты сама хотела розовый.
— А это не розовый — это платье выглядит, как протухший кисель! Я его не надену!
— Ты уже его надела, — заметил миллиардер и, к удивлению Глеба, тут же сдался: — Ну хорошо — пусть Клавдия Петровна закажет новое. Только учти — не успеют в срок, будешь виновата сама.
— Всё они успеют! — фыркнула девочка. — Ты столько им платишь, что можно коллекцию сшить!
Она умчалась в коридор, а Коротов обернулся:
— Знаю, о чём вы думаете: с таким воспитанием моя дочь вырастит высокомерной дурой. Честно говоря, я на это надеюсь.
— То есть как?.. — вырвалось у Деи.
С хозяина дома будто слетела маска: харизма сменилась усталостью, в глазах мелькнула апатия — словно ему наскучило всё, в том числе и он сам.
— Хоть я и уважаю людей с мозгами, они редко бывают счастливы, — бросил Коротов. — Счастлив в этом мире может быть только дурак.
Повисла тишина — такого никто не ждал. Дея опомнилась первой:
— Извините, конечно, но по-моему, это глупость: счастливыми бывают те, кто живёт в гармонии с собой.
Коротов взглянул на неё с интересом:
— И что, по-вашему, есть гармония?
Дея не растерялась:
— Делать, что нравится, не искать врагов и не мешать жить другим… до тех пор, пока они не мешают тебе. А ещё поступать по совести и не давать собой манипулировать.
— И вы не даёте начальству собой манипулировать — или все приказы господина Азарина вам по душе?
Дея смешалась, и Коротов усмехнулся:
— Вот видите — истинная гармония доступна единицам: даже я со своими деньгами могу о ней лишь мечтать. А глупцы о таком и не думают — живут себе и живут… Так не проще ли быть глупцом?
Дея хотела возразить, но Вадим Сергеевич не дал:
— Тема, бесспорно, интересная, но мы здесь не за этим.
— Да, ваше расследование… — Коротов стал прежним: хозяином жизни, не ведавшим сомнений. — Когда мне сообщили о вашем визите, я всё понял: вы здесь из-за моего фамильяра, так?
— Откуда вы знаете? — спросил Монгол.
— У меня много фамильяров, но это не значит, что убийство одного я не замечу. Со случившемся я не связан — Бальд лишь выполнял мои поручения.
— Искал насекомых для коллекции? — уточнила Дея.