Минут через пять, когда Коичи пролетел над доброй половиной Близбора, Глеб всё-таки ощутил холод.
Госпожа Сайто дала ему куртку (размера на три больше, чем следовало), но от ветра она не спасала. К тому же затекали плечи. Сидеть было неудобно, и Глеб удивлялся, что не чувствовал этого раньше… В общем, полёт его уже не радовал.
Однако худшим было то, что летевший рядом Баюн вспомнил про свой поэтический дар.
Он обещал не читать стихов два дня, которые уже прошли — и теперь взялся за старое. Начал дух с четверостиший: сначала была «Песнь людоеда», потом «Истории с кладбища», и наконец, «Кубок хрустальный, наполненный кровью твоей». Последнее творение, как признался Баюн, было частью поэмы о любви вампира к совсем юной девушке. Финал был трагичным: вампир улёгся в гроб на пятьсот лет, а что стало с девушкой, Глеб и спрашивать не стал — ему хватило названия…
Баюн то и дело рисовался, проделывая «бочку» или «мёртвую петлю». После очередного трюка он поравнялся с драконом:
— Ты не поверишь — только что я сочинил новый стих!
— Я верю, — отозвался Глеб, — верю на слово, так что помолчи… Хватит с меня твоих вампирских историй!
— Это не про вампиров…
— Значит, про людоедов!
— И не про людоедов! Это про человека, влюблённого в свою профессию!
Глеб удивился, а Баюн вдохновенно начал:
Пускай живых я не лечу, но всё же не жалею:
В конце концов, и мертвецам потребен наш уход.
Скальпель в руке моей блестит, халат на мне белеет,
В мертвецкой на столе меня покойник ждёт.
Буду пилить и вырезать…
— Хватит! Надоело!!! — Глеб нажал на спину Коичи, чтобы тот снизился. Видимо, творчество Баюна и дракону пришлось не по нраву, поскольку вниз он устремился с нездоровым энтузиазмом.
Светила луна, звёзды сверкали, как крошки льда. Внизу темнел лес, справа блестело море. Где-то ухал филин, — а может, и не филин вовсе: после знакомства со спиритусами Глеб сомневался, что лишь филин в лесу может ухать.
На время он забыл о Баюне и стал разбирать в уме свой план, — а состоял этот план в следующем.
В «Абордажном крюке» в шесть утра появится тэнгу и скажет, что ищет девочку — дочь того, кому он служит фамильяром. Описание совпадёт с внешностью незнакомки, чья заколка лежала в кармане Глеба. Затем тэнгу уйдёт — разумеется, ни с чем: в гостинице не выдадут постояльцев духу, если тот не представляет законодержцев или СБАЗ.
А дальше придётся уповать на удачу.
Девчонке наверняка скажут о визите тэнгу — может, она даже заплатила консьержу, чтобы тот сообщал про всех, кто о ней спросит; ведь на завод она пробралась незаконно — значит, сейчас боится, что её ищут… А появление тэнгу даст ей понять, что её уже нашли.
Девчонка запаникует и попробует сбежать — то есть приместиться.
И вот тут в дело вступит госпожа Сайто.
В пять минут седьмого та позвонит в штаб и соврёт, что в трёх кварталах от гостиницы видела драку. Амулеты законодержцев, которые прибудут к «месту преступления», заблокируют порталы в радиусе километра — чтобы преступник не сбежал (эти тонкости Глеб узнал, тренируясь с Монголом). Блокировка порталов длится час: всё это время «Абордажный крюк» можно будет покинуть одним способом — пешком. Никаких примещений: хочешь сбежать — выходи на улицу.
А на улице будет ждать Глеб верхом на драконе.
Человека здравомыслящего такой план рассмешил бы — Глеб и сам считал, что поверить в него могли лишь мальчишка, спиритус и алкоголичка… Но другого плана у него не было.
Лес кончился, внизу вновь проплывали огни — правда, пока ещё редкие. Далеко слева была башня — та, что улавливала магию в неволшебке. Глеб вспомнил, как увидел её впервые: тогда он сравнил башню с обелиском.
— Мы почти прилетели, — сообщил ему Баюн. — «Абордажный крюк» метрах в пятистах отсюда, но дальше будут городские кварталы. Приземляться придётся где-нибудь здесь.
Глеб кивнул и скомандовал:
— Коичи, приземляемся!
Дракон нашёл место для посадки — пустырь на всхолмье, заросший чахлой травой. Неподалёку опустился Баюн. Вопреки обыкновению, он уставился на Глеба, ожидая инструкций.
Глеб вздохнул и решился озвучить последнюю деталь плана:
— Помнишь, ты говорил про ментальную нить — ну, что-то типа мысленного общения?
Глаза духа мигнули красным — он явно насторожился:
— Помню, и что?
— Я прошу тебя создать эту нить.
Глеб придумал это минут десять назад, но молчал: Баюн ведь грозился, что с человеком в такую связь не вступит.
— Ещё чего! — вспылил дух. — Ты хоть знаешь, сколько сил на это уходит?
Глеб нехотя пообещал:
— А взамен я всю неделю буду дослушивать твои стихи до конца.
— Выслушаешь пять поэм! — вмиг среагировал Баюн.
— И не мечтай! — ужаснулся Глеб. — Мне моя психика дорога…
— Тогда четыре поэмы.
— Две.
— Три. И больше я не торгуюсь — ментальная нить нужна тебе, а не мне!
Глеб смирился с неизбежным:
— Что за поэмы-то хоть?
— «Утопленник всплывёт весной», «Мой друг из соседней могилки» и «Разлучённые судьбой, разлетимся мы в разные стороны».
Третье название Глеба удивило:
— Последнее что, про несчастную любовь?
— Нет, про сапёров.
— Ладно, переживу… А теперь ментальную нить натягивай!
— Уже натянул.
— То есть как?.. — начал Глеб… и вдруг понял, что прозвучало это в его мозгу! Нечто подобное было в тюрьме спиритусов, когда он видел болотника — только болотник чуть не свёл его с ума, а голос Баюна воспринимался нормально.
— Ну что, доволен? — спросил дух.
— Ага… — ответил Глеб тем же способом. — Спасибо!
— Одним «спасибо» не отделаешься. Что теперь?
— Ты летишь к гостинице, мы с Коичи остаёмся здесь. Следишь сверху за дверью. Как только девчонка выйдет…
— Если выйдет.
— Хорошо, если выйдет. Так вот, если она выйдет, ты даёшь мне знать и следишь за ней, пока мы не прилетим. Ну а когда прилетим… — тут Глеб осёкся: эта часть плана нравилась ему меньше всего. — Когда прилетим, Коичи её схватит и отнесёт подальше — туда, где она ответит на мои вопросы.
— А если она откажется на них отвечать?
Глеб разозлился:
— Не откажется, потому что мы её напугаем! Чего ты хочешь — я что мог, то и придумал!
— Ладно, не кипятись, улетаю уже…
Баюн взлетел в ночное небо. Глеб смотрел ему вслед: теперь осталось только ждать.
***
Эми разбудил резкий стук в дверь.
Проснулась она с трудом, хотя снотворное вчера не пила — до организма дошло, что без сна не выжить. И она спала бы дальше, если бы не этот проклятый стук.
Сначала Эми ничего не поняла; потом стало ясно, что в дверь тарабанят, да ещё и ругаются. Едва выбравшись из сновидений, она услышала:
— Да проснёшься ты наконец или нет?!
Это был консьерж. Цепенея от ужаса, Эми выдавила:
— Что случилось?
— Тебя спрашивали! Какой-то спиритус — кому служит, не сказал. Уродливый, как чёрт — я таких в жизни не видел!
Сердце Эми свело холодом.
— Короче, моё дело сказать… — подытожил консьерж. — И если тобой будут интересоваться такие пугала, то проваливай — у нас тут постояльцы нервные!
— Эй, — кто-то за стенкой подтвердил его слова, — а ну заткнитесь! Не мешайте спать!
Минуту Эми сидела в постели, не зная, что и думать.
Её нашли — кто, как, почему?! Неужели Крючконос обманул, и амулет ничего не стоит?..
«Нет, — рассудила Эми, — будь он бесполезен, меня нашли бы ещё днём — значит, дело не в поисковой магии…»
Хотя какая разница, как её нашли — надо бежать!