А с ней — всю свою силу.
Дар речи вернулся к Глебу не сразу. Видимо, он стал совсем бледным, потому что Дея спросила:
— Водички не хочешь?
— Не хочу… — Глеб даже не понял, прикалывается она или правда встревожилась… Впрочем, тревога в глазах Деи мирно уживалась с сарказмом.
Глеб молча переваривал информацию. Он теперь даже знал, как звалось это место: «Штаб службы законодержцев города Близбора». Но для краткости все говорили «штаб».
Дав ему прийти в себя, Вадим Сергеевич спросил:
— Наши лица ведь показались тебе знакомыми, верно?
— Ну да… — признал Глеб.
— И ты совсем не напуган, — добавил Вадим Сергеевич. — Безусловно, ты растерян, но это не страх. А знаешь, почему ты нас не боишься?
Глеб мотнул головой.
— Потому что в тебе не только ингениум Далебора — то есть его способности, но ещё и часть его памяти. В каком-то смысле ты о нас уже знал… И о нас, и о спиритусах, и о Близборе.
До Глеба дошло, откуда взялись «всплывавшие» в мозгу слова.
Он обвёл взглядом законодержцев:
— И… и что теперь?..
— Как что? — пожал плечами Монгол. — Будешь помогать нам в расследованиях — кражи, мокруха…
— Какая мокруха?.. — обморочно спросил Глеб.
— Ну вот на днях, — вдохновенно начал Монгол, — одна кикимора замочила другую…
— Монгол!.. — прошипела Дея.
— Ладно, не будем про мокруху…
Монгол развернул второй леденец и покосился на окно, за которым кто-то летал… вроде тот же самый дух, что принёс Азарину кофе.
Глеб вдруг осознал, что сидит с открытым ртом.
— Да мне тринадцать лет всего! — выпалил мальчик. — Я… я даже в школе не доучился!
— Подумаешь!.. — фыркнула Дея. — Некоторые закончили Гарвард, а толку всё равно никакого. Если хочешь, могу назвать пару президентов.
Упоминание о президентах чем-то вдохновило Монгола:
— В тринадцать лет даже королями становились — например, правитель Иерусалима Балдуин Четвёртый… Правда, в двадцать три он умер от проказы…
Под взглядами остальных Монгол умолк. Азарин, всё это время молчавший (Глеба не покидало ощущение, что тот его изучает), наконец заговорил:
— Отдать ингениум кому-то другому ты не сможешь, так что считай, что стал одним из нас. Или предпочтёшь вернуться в неволшебку?
Глеб потупился.
Теперь-то он понял: умирая, Далебор надеялся, что кто-то займёт его место. «Выходит, — думал Глеб, — мой отказ эту надежду перечеркнёт».
Но, пытаясь помочь раненому, он ведь не знал, что взваливает на себя работу мага!
— Я даже встать не могу, — Глеб взглянул на свои ноги. — Если б тем вечером на моём месте был кто-то другой…
— На твоём месте, — перебила его Дея, — был не кто-то, а ты.
Тут Глеб задался вопросом, а не смогут ли маги его вылечить — ведь на то они и маги? Он даже попробовал спросить об этом:
— А вы не могли бы…
— Нет, — сказал Вадим Сергеевич: понять, о чём Глеб думает, было несложно. — Мы далеко не всесильны. Среди нас есть слепые, глухие, страдающие ДЦП — всё как у обычных людей, — избегая взгляда Глеба, маг виновато закончил: — Далеко не все болезни лечатся с помощью чар.
Глеб уныло кивнул:
— Вот видите… Ну и какая от меня польза?
— А ты считаешь, — бросила Дея, — что польза измеряется способностью ходить? Очнись, дружок — про Стивена Хокинга слышал? Можно из инвалидного кресла постигать тайны Вселенной или спиваться, стоя на ногах за стойкой бара.
Монгол вдруг отложил леденец и произнёс тоном, внезапно тронувшим Глеба — была в нём какая-то скупая теплота:
— Далебор был моим другом, и я точно знаю: даже при смерти он не отдал бы ингениум кому попало. Что-то он в тебе разглядел.
— Я понятия не имею, что он мог во мне разглядеть, — честно сказал Глеб.
— Но ты готов использовать его дар на пользу людям?
Вопрос был простым… и самым сложным из всех, что Глеб слышал.
С другой стороны, он ведь сам в это вляпался: принял предложение Деи, хотя знал, что речь не об уроках в кружке робототехники. И потом, это может быть интересно… Уж точно интересней, чем сутками торчать в квартире.
— Готов, — подумав, сказал Глеб. — Если у меня это получится.
Азарин встал:
— Со временем получится, — а насчёт того, что разглядел в тебе Далебор… Полагаю, скоро мы это узнаем.
***
После беседы с магами встал вопрос, где Глебу жить, но Азарин, как выяснилось, всё предусмотрел.
— На «Фабрике»? — переспросил Глеб, выезжая из штаба: слышать, что его поселят в кафе, было как-то странно. — Но почему именно там?
— По трём причинам, — Монгол придержал дверь, чтобы он мог выехать. — Во-первых, это прекрасное место, где живут хорошие люди, во-вторых, они готовы тебя принять, а в-третьих, жить с кем-то из законодержцев тебе нельзя.
— Почему? — осведомился Глеб.
Монгол задумчиво потёр бороду:
— Долгое общение с нами может плохо сказаться на неокрепшей детской психике…
Он явно недоговаривал: в самом деле — почему «Фабрика»? Но их ждал Идар, и Глеб въехал в минивэн, так и не получив объяснений.
Наталья Марковна вышла навстречу, едва они подъехали к кафе.
— Я покажу твою комнату, — хозяйка открыла дверь, пропуская Глеба в зал. Тот был полон посетителей: идя вдоль столиков, она со многими здоровалась.
Через кладовую Наталья Марковна прошла к подъёмнику. Пока поднимались, она не умолкала:
— Тут всегда суета: работаем сутками, в две смены. Многое готовим ночью, чтобы к завтраку была свежая выпечка. Она у нас не только для заведения: торты с пирожными развозим по гостиницам, ещё в несколько магазинов…
Подъёмник остановился, и Наталья Марковна первой вышла в коридор второго этажа:
— Ну а здесь мы живём. Тут несколько комнат: моя, Ангелии Бориславовны, спальня для гостей… А это комната Тёмы, ну а теперь и твоя: здесь светлее всего!
Вслед за Натальей Марковной Глеб въехал в просторное помещение. И правда светло, хоть и беспорядок: передним колесом он задел мяч, на ковре валялись детали конструктора. В комнате имелись две кровати — одна у левой стены, другая у правой.
— Твоя постель, — Наталья Марковна кивнула на кровать слева, над которой свисали трапеции — такие служат для подтягиваний: перебраться с их помощью в коляску легче лёгкого. — Ещё тебе письменный стол нужен, но его мы купить не успели.
— Спасибо… — смутился Глеб — и удивился ответу:
— Вообще-то спасибо должна сказать я.
— Вы?.. Но за что?
— За то, что ты пытался спасти моего брата.
С глаз Глеба словно сошла пелена: теперь он заметил и круги под глазами Натальи Марковны, и боль в её взгляде… Как у того, кто недавно кого-то потерял.
— Я не знал… — сконфузился Глеб.
— И не должен был — никто ведь не говорил тебе… — хозяйка «Фабрики» приблизилась. — Далебор многим успел помочь, и он не хотел, чтобы его дар был утрачен — но, не найди ты его в тот вечер, так бы всё и случилось. Неважно, станешь ли ты законодержцем — главное, ты не дал Далебору умереть с тяжестью в сердце… Вот за это я тебя и благодарю.
Глеб потупился: благодарность казалась ему незаслуженной.
— Мам! — крикнул с лестницы Артём. — Там Елизавета Павловна пришла, спрашивает про заказ к свадьбе!
— Уже иду! — Наталья Марковна взглянула на Глеба. — Азарин чуть не поселил тебя в гостинице, но я сказала, чтобы он об этом забыл… Ты ведь не откажешься с нами жить?
Глеб сглотнул — говорить стало трудно. Вот так просто — без сомнений и пафоса — его зовут в семью… Будто просят передать соль.
Он лишь вымолвил «спасибо», а Наталья Марковна улыбнулась:
— Я попрошу Артёма, чтобы он всё тебе показал…
— А меня и просить не надо — я и так покажу! — Артём влетел в комнату, будто того и ждал. Глеб опомниться не успел, как мальчишка схватил его за руку и потянул вместе с креслом.