— Нет уж, там лучше не надо, — Мамонт передернул плечами и мрачно посмотрел на свой опухший палец, — без тебя оно как-то спокойней и рыбу можно жрать без опаски…
Он нагнулся, вытащил клинок из снега, вскоре его шкафообразная фигура исчезла за углом.
«Таким бы плечам да умную голову». Вспомнив вдруг, как в детстве мечтал вырасти могучим красавцем, Снегирев рассмеялся и уже в машине понял, чего ему хочется сейчас: открыть безымянную книгу и не думать о стихийном бедствии, название которому — российский беспредел.
…Шел год тысяча девяносто девятый от Рождества Христова. Герцог Нижней Лотарингии, сеньор Годфру а, граф Бульонский, с высоты древней как мир Сионской горы мрачно взирал на падший под ударами его пехоты Святой Город. Больше всего на свете хотелось ему снять с нашейника полукруглый шлем, скинуть длинный, до колен, кожаный панцирь с нашитыми на нем железными кольцами и смыть с себя грязь недавних сражений. Он еще не знал, что сарацины испоганили источники неотвратимо действующей отравой и лучше было оставаться смердящим, чем умирать от кровавого поноса.
Неподалеку от графа расположились принцы-крестоносцы из главных королевств Европы — Капетинги, Плантагенеты и Габсбурги. Они хранили молчание и воротили носы от смрада, исходившего от юродивых пророков-тафуров, а совсем рядом с Годфру а находился его духовный учитель, звался который Петром Отшельником.
Когда-то этот человек был мелким землевладельцем из Амьена и вассалом Евстафия Бульонского, но однажды благодать Господня снизошла на него, и все тайное в природе стало ему ведомо. Открылось также Петру Отшельнику место, где захоронен был прямой потомок Меровингов — король Хлодвиг, а когда сделали раскоп, то на надгробном камне стали видны слова из рукописи «Житие святого Ремигия», к тому времени утраченной: «Покорно склони выю, сикамбр, почитай то, что сжигал, сжигай то, что почитал». А в самой гробнице нашли пергамент, из коего явствовало, что Хлодвиг происходил от царей израильских, а поскольку Евстафий Бульонский был тоже из рода Меровингов, то и ему, и сыновьям его престол иерусалимский принадлежал по праву крови.
И начиная с года тысяча девяносто пятого стал Петр! Отшельник проповедовать во Франции и в землях иных необходимость крестового похода, и глас его услышал Папа Урбана
Второй и, поддержав всем сердцем, благословил. И вот в конце концов свершилось — Земля Святая вырвана из мусульманских рук.
Однако нелегко далась победа.
Острые копья-пенноты с легкостью пронзали панцирные пластины, сарацинские булатные клинки без труда одолевали рыцарские шлемы, а сельджукская конница, возникавшая подобно миражу, казалась неуловимой. Но, несмотря ни на что, в западной стене Иерусалима был сделан пролом, и Святой Город пал.
Горе побежденным! Опустившаяся ночь озарилась пламенем пожарищ, под пологом звездного неба слышались стоны и проклятия, заглушаемые звуком терзающих плоть человеческую мечей. Громко кричали женщины, которым победители откусывали соски или подрезали коленные сухожилия, чтобы память о позоре сохранялась до самой смерти.
Между тем предводитель секты юродивых король Тафур вдруг упал на землю и затрясся, на его губах выступила обильная пена, и когда голосом неожиданно сильным он вскричал:
— Через меня внемлите Господу нашему, — все преклонили колени и стали креститься, а блаженный внезапно вскочил на ноги и, ткнув пальцем в грудь Годфруа Бульонскому, уже спокойно промолвил: — Умрешь ты скоро, но королем, — и склонился перед ним.
Это был знак, и принцы-крестоносцы разочарованно вздохнули, а Раймон, граф Тулузский, порывисто поднялся и, возложив руку на рукоять длинного прямого меча, закричал яростно:
— Мой род не менее знатный, и прав на трон я имею не меньше, слышишь ты, вонючий безумный пожиратель человечины!
Ни слова не сказав, отошел король Тафур, а Петр Отшельник, приблизившись вплотную, тихо произнес:
— Побойтесь Бога, граф Раймон, и не судите дурно о тех, ttio близок к нему, а что касаемо прав ваших на трон, то их чет и в помине.
И внезапно голосом гробовым прочитал он отрывок из «Жития святого Ремигия», и вздрогнули все слышавшие, ибо явствовало из текста, что в жилах Годфруа текла кровь потомков Моисеевых и престол Святого Города принадлежал ему по праву.
— Осанна сыну Давидову! — закричали в один голос ученики Петра Отшельника, и конклав без колебаний избрал графа Бульонского властителем Иерусалима, а тот из скромности взял только титул защитника Гроба Господня.
А чуть забрезжил рассвет, начались работы в древних Соломоновых конюшнях, в необъятных просторах коих размещались когда-то сотни дюжин лошадей. На третий день под ударами кирок подалась тысячелетняя кладка фундамента, а когда, расширив, пролом осветили факелами, стали видны груды золотой посуды, церковной утвари, украшенной самоцветными камнями, и прочего добра во множестве. Вскоре отыскалось и все сокровище иудейское, укрытое во время нашествия легионов римских, — бесценные реликты веры, храмовые драгоценности и многое другое, пролежавшее более тысячи лет под древним фундаментом храма.
Громко ликовали монахи, производившие раскоп, но Петр Отшельник был мрачен, ибо камней с наперсника первосвященника нашлась лишь малая толика — менее дюжины.
Однако повелитель иерусалимский пребывал в расположении духа куда более скверном — вторая половина пророчества сбылась, скоро ли исполнится первая ?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
— Дожили, депутат с помощничком жить не могут без детей, особенно без мальчиков. — Плещеев скривился от отвращения и, отбросив газету, покосился на Пиновскую: — А хоть чем-нибудь кроме педофильства они занимаются?
Марина Викторовна была одета в темно-серый костюм, на очень даже недурных ногах блестели туфли-лодочки, и все это в сочетании с твердым взглядом вишневых глаз делало ее похожей на учительницу младших классов.
— Как же, как же! Тут полдня обсуждали проблему, хватит ли двух часов им, сердечным, на обед, или депутатское пищеварение нуждается в чем-то большем? — Она допила кофе и вытерла несколько узковатые губы платочком. — Ну и Другие вопросы решают, естественно. Взять хотя бы их законотворчество в области контроля над рождаемостью у социально ущемленных слоев населения. К примеру, забеременела бомжиха — заловить ее, и на аборт, потому как достойного члена общества ей все равно не вырастить, а у государства на это денежек нет.
В свое время Пиновская была тяжело ранена и с тех пор детей иметь не могла, а потому разговор этот задевал ее за живое.
— Едва эту галиматью законом не протащили. И сдается мне, что занимались этим те самые господа, что и уголовный кодекс под свою мерку скроили.
— А, фетальная хирургия? — Плещеев выбрал бутерброд с сыром, положил сверху ветчины и с удовольствием откусил. — Ловко придумано! Социально ущемленных — пол-России, так что недостатка в материале точно не будет. Куда там доктору Менгеле…
— Я извиняюсь, конечно, — Лоскутков блеснул великолепными зубами и посмотрел почему-то на Дубинина, который невозмутимо поедал размоченную в уксусе жеребейку сала, — мы тут, некоторые, академиев не заканчивали, так что нельзя ли поподробней?
Осаф Александрович, который во время еды был глух и нем, истолковал его взгляд по-своему:
— Главное дело, Саша, вилкой его размять как следует и не торопиться, пусть полежит в уксусе. Вот, попробуй. — Он подвинул тарелку Лоскуткову, и Пиновскую передернуло: «Кофе вприкуску с салом — бэ-э!»
Она встала из-за стола и, сделав по комнате круг, заложила ухоженные руки за спину.
— Метод клеточной терапии, Саша, очень прост — живые клетки, взятые у зародышей, вводятся больному путем обычной инъекции. Однако их принадлежность еще не появившемуся на свет ребенку дает уникальный результат: они не содержат антигены, поэтому организм не может их отторгнуть. Кто только не лечился этим методом — Чарли Чаплин, султан Брунея, Сильвестр Сталлоне, политики разные. — Марина Викторовна вдруг вздохнула тяжело и уселась на свое место. — Заметьте, господа совсем не бедные, потому что фетальная хирургия — удовольствие дорогое. Вся проблема в том, что наиболее ценен плод в возрасте от четырех месяцев, когда обычные аборты уже не производят, и совершенно ясно, что клеточная терапия не для простых смертных. А вообще-то, — стараясь не смотреть в сторону Дубинина, Марина Викторовна насыпала себе две ложки «Чибо» и, размешав с сахаром, залила кипятком, — говорят, что это революция в медицине: одна инъекция продлевает жизнь на пять лет. Однако самое главное в том, что появилась реальная возможность восстанавливать клетки мозга и лечить такие болезни, как паралич. Соответственно вокруг фетальной хирургии бушуют страсти и крутятся огромные суммы. Рейган, к примеру, наложил запрет на использование средств федерального фонда для исследований, связанных с клеточной терапией. Однако Клинтон уже на третий день после прихода к власти запрет этот отменил..