Томиться ей, однако, пришлось недолго. Скоро под ведерниковские окна подали такси, и выкатившаяся из подъезда широкоформатная телка принялась грузиться в него.
Сам Андрей Петрович появился в голом виде на балконе и, наблюдая за процессом посадки, трогательно махал конечностью — сомнений не было, баба только что выползла из-под него. Собственно, не баба — бабища, гвардеец в облегающих крутые бедра джинсах и с размером бюста никак не меньше шестого.
«У такой небось не сорвется — чесалка ковшом. А жопой можно башню гвардейского танка заклинить». Дождавшись, пока такси с соперницей отчалит, Лохматовская стремительно, словно голодная пантера, выбралась из засады и, быстро заскочив в подъезд, принялась подниматься по лестнице. На площадке третьего этажа она перевела дыхание и, облизнув губы, позвонила в знакомую дверь.
— Людок, забыла чего?
Было слышно, как Ведерников шлепает по паркету своими косолапыми сорок восьмого размера, затем щелкнул замок, и возникла немая сцена из гоголевского «Ревизора».
— Э-э, ы-ы, ты-ы?
— Так! — Зоечка прошмыгнула мимо остолбеневшего Андрея Петровича в спальню и, презрительно сморщив нос от густого запах «Мажинуар», бросила демонстративный взгляд на смятые после бурной ночи простыни: — Значит, не сберег нашу любовь и нагадил мне в душу? Я правильно тебя поняла?
Голос ее при этом дрожал, глаза подернулись влагой, а лицо изобразило тихую скорбь, смешанную со страданием, — куда там Комиссаржевской!
— Зоя, понимаешь, я влюбился. — Ведерников все еще пребывал без штанов, и его детородный орган напоминал несвежую шпикачку Черкизовского колбасного комбината, а вид был растерянный и усталый. — Никогда такого раньше в жизни не случалось.
Самое интересное, что это была правда голимая. С неделю тому назад, устав от моногамии своей половой жизни, Андрей Петрович вызвонил прелестницу по объявлению и, познакомившись с ней ближе, понял, что это судьба. Никогда еще руки его не обнимали форм столь пышных, а постельная сюита не была столь проникновенной и долгоиграющей, легко переходящей в ораторию с длительными экскурсами в музыкальные анналы. Лямур, одним словом, если по-французски.
— И теперь ты будешь трахать эту свою шестипудовую корову, а между нами дохлый бобик? — внезапно всхлипнула Лохматовская и осторожно, чтобы не испортить макияж, пустила по щеке слезу. — А ведь я в залете, Андрюша, я от тебя беременна…
— Беременна, значит. — Ведерников широко улыбнулся и, отыскав-таки свои трусы, принялся натягивать их. — У нас ведь, кажется, был безопасный секс, так с чего — святым духом?
По жизни он был совсем не дурак и, въехав по-рыхлому, что сейчас на него наедут, мысленно обругал себя — сразу нужно было догадаться, что со стервой связался, теперь малой кровью не отделаешься. Эх, такую бы рассудительность да месяц тому назад. Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил, тем более если заваливаешься с дамой.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Известен исторический факт превращения воина в дикого зверя (разумеется, не в буквальном смысле, а в психоповеденческом). Воину оно давало силу и ловкость, отвагу и ярость того зверя, что был тотемом данного племени.
Весь мир театр, а люди в нем актеры.
— На пол садись, где стоишь, и задумайся, что всего важнее в бою? — Лицо говорившего светилось добродушием, и даже не верилось, что он зарабатывает на жизнь убивая. Глаза у него были прищуренные, с искорками, и он напоминал хищного, кровожадного зверя, правда, сытого и на время не опасного. На очень короткое время. — Не техника, не выносливость, не сила, хотя они тоже нужны. Прежде всего психологическое состояние бойца, что толку от меча, если он в руках труса? Главное — это преодолеть свой страх, — убийца подошел к окну и посмотрел на окружавшие спорт-комплекс кусты сирени, — и для борьбы с ним существуют определенные методы, проверенные с глубокой древности. Тысячелетия назад наши предки детально разработали психотехники, позволяющие входить в измененное состояние сознания — боевой транс, так называемое безумие воина. Самая старая и надежная из них — это метод отождествления, или, по-научному, ролевого поведения. Суть его сводится к следующему. Человек выбирает себе объект для подражания. Это может быть знаменитый мастер, герой кинофильма или, к примеру, хищное животное. Затем человек пытается отождествить себя с объектом подражания по принципу: он — это я, я — это он. Именно так поступали скандинавские берсерки, воображая себя волками, псами или медведями, именно так действовали адепты звериных стилей ушу.
За стенами спортзала между тем послышалась стрельба — на полосе препятствий начались занятия, и, ощутив, как к запаху сирени примешивается вонь напалма, убийца отвернулся от окна.
— Благодаря вхождению в такое состояние становится возможным смотреть на бой и управлять своими действиями как бы со стороны. Говоря проще, можно на какое-то время стать психологически тем, чью роль играешь, и действовать от его лица. Как результат, экран сознания на время отключается и поведение становится подвластным сфере бессознательной — заложенному в нее идеальному образу. Именно так, к примеру, поступали легендарные ниндзя. — Убийца придвинулся к сидящему поближе, и тот почувствовал терпкий запах сытого хищного зверя. — Они на какое-то время могли становиться сверхлюдьми, мысленно отождествляя себя с одним из девяти мифических существ: вороном-оборотнем Тэнгу, небесным воином Марией Тэном, великаном Фудземе и другими. В результате ниндзя обретали те психофизические качества, которые требовались в данный момент: силу, стремительность, нечувствительность к боли. Как они это делали и каковы вообще способы вхождения в боевой транс, об этом поговорим после. — Убийца щелкнул пальцами и неожиданно легко уселся на пятки. — А сейчас надо, чтобы ты просто выбрал себе объект для подражания. Я бы посоветовал иметь в виду смилодона — свирепого саблезубого тигра ледникового периода. Ты только представь, — он показал зубы, однако назвать это улыбкой было трудно, — у тебя кинжальные двадцатисантиметровые клыки, по которым стекает вязкая вонючая слюна, движением лапы ты легко дробишь хребет носорогу, а твои когти остры и одним ударом превращают животы врагов в кровавое месиво. Ты быстр, неуловим, и один только твой запах внушает ужас. — Мокрушник понизил голос до шепота, и глаза его сверкнули. — Ты рожден, чтобы убивать. И никогда не забываешь об этом…
Лукоморья больше нет, От дубов простыл и след…
В.С.Высоцкий
Лето еще только наступило, да и то выдалось так себе, хмурым, и прохожие неодобрительно косились на молодого, загорелого до черноты человека — везет же, блин, некоторым, не иначе, гад, с югов приехал, а может, вообще где-нибудь на Канарах сшивался.
По правде говоря, завидовать было нечему. Откуда было им знать, что прибыл он аж с западного побережья Африки, из сущей дыры, которая называется Республика Серебряный Берег. Лихорадка денге, СПИД и черножопые повстанцы, вооруженные винтовками М-16. А еще огромные запасы уранового глинозема и похожие на шлюх власти предержащие, готовые продаться кому угодно, лишь бы денег дали. Ну а если у одной шкуры сразу два клиента повстречаются, известное дело, начинается драка…
Кстати, о девочках — смотрел молодой человек на всех встречных прелестниц с вожделением, мысленно насилуя их всячески и прикидывая про себя, как бы воплотить фантазии в реальную жизнь. А что такого? Сами с «кедром» в руках погуляйте полгода по джунглям, опасаясь подцепить хрен знает что от тамошних красоток, так, может, и вам захочется шмякнуть первую попавшуюся дуру толстой жопой на землю, задрать ей подол на завитую башку и, слегка придушив, чтоб не дергалась, поиметь разнообразно и не спеша, в охотку.
Звали молодого человека Лаврентием Павловичем Шалаевским, и виноваты в этом были не мама с папой, а какая-то сволочь в детском доме. Почему сволочь? А по-другому-то как, если в интернате тебя дразнили «шалавой», коллеги за глаза зовут «врагом народа»? Хорошо хоть официальный псевдоним не подкачал и говорит сам за себя — Мочегон. Зеки так называют бритвенно-острый нож…