Выбрать главу
It is not serious at all. Совсем не серьезно. It's simply a fantasy to amuse myself; a plaything! Так ради фантазии сам себя тешу; игрушки! Yes, maybe it is a plaything." Да, пожалуй что и игрушки!" The heat in the street was terrible: and the airlessness, the bustle and the plaster, scaffolding, bricks, and dust all about him, and that special Petersburg stench, so familiar to all who are unable to get out of town in summer--all worked painfully upon the young man's already overwrought nerves. На улице жара стояла страшная, к тому же духота, толкотня, всюду известка, леса, кирпич, пыль и та особенная летняя вонь, столь известная каждому петербуржцу, не имеющему возможности нанять дачу, - все это разом неприятно потрясло и без того уже расстроенные нервы юноши. The insufferable stench from the pot-houses, which are particularly numerous in that part of the town, and the drunken men whom he met continually, although it was a working day, completed the revolting misery of the picture. Нестерпимая же вонь из распивочных, которых в этой части города особенное множество, и пьяные, поминутно попадавшиеся, несмотря на буднее время, довершили отвратительный и грустный колорит картины.
An expression of the profoundest disgust gleamed for a moment in the young man's refined face. Чувство глубочайшего омерзения мелькнуло на миг в тонких чертах молодого человека.
He was, by the way, exceptionally handsome, above the average in height, slim, well-built, with beautiful dark eyes and dark brown hair. Кстати, он был замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен.
Soon he sank into deep thought, or more accurately speaking into a complete blankness of mind; he walked along not observing what was about him and not caring to observe it.
Но скоро он впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, как бы в какое-то забытье, и пошел, уже не замечая окружающего, да и не желая его замечать.
From time to time, he would mutter something, from the habit of talking to himself, to which he had just confessed. Изредка только бормотал он что-то про себя, от своей привычки к монологам, в которой он сейчас сам себе признался.
At these moments he would become conscious that his ideas were sometimes in a tangle and that he was very weak; for two days he had scarcely tasted food. В эту же минуту он и сам сознавал, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: второй день как уж он почти совсем ничего не ел.
He was so badly dressed that even a man accustomed to shabbiness would have been ashamed to be seen in the street in such rags. Он был до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях на улицу.
In that quarter of the town, however, scarcely any shortcoming in dress would have created surprise. Впрочем, квартал был таков, что костюмом здесь было трудно кого-нибудь удивить.
Owing to the proximity of the Hay Market, the number of establishments of bad character, the preponderance of the trading and working class population crowded in these streets and alleys in the heart of Petersburg, types so various were to be seen in the streets that no figure, however queer, would have caused surprise. Близость Сенной, обилие известных заведений и, по преимуществу, цеховое и ремесленное население, скученное в этих серединных петербургских улицах и переулках, пестрили иногда общую панораму такими субъектами, что странно было бы и удивляться при встрече с иною фигурой.
But there was such accumulated bitterness and contempt in the young man's heart, that, in spite of all the fastidiousness of youth, he minded his rags least of all in the street. Но столько злобного презрения уже накопилось в душе молодого человека, что, несмотря на всю свою, иногда очень молодую, щекотливость, он менее всего совестился своих лохмотьев на улице.
It was a different matter when he met with acquaintances or with former fellow students, whom, indeed, he disliked meeting at any time. Другое дело при встрече с иными знакомыми или с прежними товарищами, с которыми вообще он не любил встречаться...
And yet when a drunken man who, for some unknown reason, was being taken somewhere in a huge waggon dragged by a heavy dray horse, suddenly shouted at him as he drove past: А между тем, когда один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью, крикнул ему вдруг, проезжая:
"Hey there, German hatter" bawling at the top of his voice and pointing at him--the young man stopped suddenly and clutched tremulously at his hat. "Эй ты, немецкий шляпник!" - и заорал во все горло, указывая на него рукой, - молодой человек вдруг остановился и судорожно схватился за свою шляпу.
It was a tall round hat from Zimmerman's, but completely worn out, rusty with age, all torn and bespattered, brimless and bent on one side in a most unseemly fashion. Шляпа эта была высокая, круглая, циммермановская, но вся уже изношенная, совсем рыжая, вся в дырах и пятнах, без полей и самым безобразнейшим углом заломившаяся на сторону.
Not shame, however, but quite another feeling akin to terror had overtaken him. Но не стыд, а совсем другое чувство, похожее даже на испуг, охватило его.
"I knew it," he muttered in confusion, "I thought so!