Достоевский усердно работает над романом всю осень, но в конце ноября сжигает написанное и начинает заново. Первые две части романа он отправляет Каткову в декабре 1865-го, затем, уже после их публикации, продолжает работу на протяжении всего 1866 года – постоянно отбиваясь от кредиторов (их именами он награждает в черновиках романа некоторых персонажей).
Кризисный момент наступает в июне: Стелловский напоминает, что в ноябре ждет от Достоевского новый роман, и писатель решается на «небывалую и эксцентрическую вещь» – писать два романа одновременно. Параллельно с «Преступлением и наказанием» он сочиняет «Игрока» – и здесь происходит одно из главных событий его жизни. Для скорости он решает нанять стенографистку, и ему рекомендуют молодую девушку Анну Сниткину. Достоевский диктует ей «Игрока» – роман завершен меньше чем за месяц, писатель спасен. Довольный работой со Сниткиной, Достоевский предлагает ей стенографировать завершение «Преступления и наказания» – но его интерес к помощнице уже совсем не профессиональный. Вскоре он делает Сниткиной предложение, в начале 1867-го она выходит за Достоевского замуж и до конца его дней остается настоящим его ангелом-хранителем. В канун нового, 1867 года «Преступление и наказание» окончено – невероятный темп для одного из главных романов в истории мировой литературы. Достоевский жаловался в письме: «Я убежден, что ни единый из литераторов наших, бывших и живущих, не писал под такими условиями, под которыми я постоянно пишу, Тургенев умер бы от одной мысли».
Усадьба в Люблине. 1902 год. Здесь Достоевский писал «Преступление и наказание» летом 1866 года[3]
Как она написана?
Первое, что бросается в глаза, – динамичность, острота сюжета. Для многих «серьезных» произведений это был бы скорее минус, но Достоевский, во многом опираясь на структуру авантюрного романа{1}, извлекает из этого одни преимущества. При огромной скорости работы он умудряется выстроить сложнейшую систему персонажей и отношений. Мы с самого начала знаем убийцу, но с интересом следим за его изобличением, улавливаем многочисленные параллели к его поведению в поступках и словах других героев – и в то же время ему сопереживаем.
После работ Михаила Бахтина широко распространилось представление о том, что зрелая проза Достоевского полифонична: в его романах происходит напряженный диалог не просто между главными героями, но между их сознаниями – вполне субъектными, самостоятельными, а не просто выражающими различные мысли автора. Хотя в центре «Преступления и наказания» – сознание Раскольникова, альтернативы ему, пусть в чем-то родственные, можно увидеть в других героях – Свидригайлове, Мармеладове, Порфирии Петровиче. Противоборство этих сознаний, взглядов на жизнь и этики мы и наблюдаем в долгих диалогах героев. Диалог вообще движущая сила прозы Достоевского; по несочувственному отзыву Набокова, ему, «казалось, самой судьбой… было уготовано стать величайшим русским драматургом, но он не нашел своего пути и стал романистом»{2}.
Черновик «Преступления и наказания». Из собраний Дома-музея Достоевского[4]
В каком-то смысле «Преступление и наказание» можно назвать инвариантом[5] сюжета Достоевского: по словам исследователя Сергея Аскольдова, «преступление в романах Достоевского – это жизненная постановка религиозно-этической проблемы. Наказание – это форма ее разрешения»{3}. Таким образом, хотя «Достоевский никогда не пропускает случая прибегнуть к сильным эффектам»{4}, криминальная завязка романа – не поблажка публике, охочей до острых переживаний, а необходимое условие для разворачивания философского конфликта. Согласно Борису Энгельгардту, Достоевский писал «не романы с идеей… но романы об идее»{5}. В «Братьях Карамазовых» Алеша так характеризует своего брата Ивана: «Он из тех, которым не надобно миллионов, а надобно мысль разрешить». Раскольников тоже из этой породы.