Ну, а теперь, чтобы продолжить рассказ, я опять должен вернуться назад. Рассказывал уже про душевые внизу. Ими можно пользоваться, когда выгоняют на улицу. Загоняют обратно в 13.30, а могут и чуть раньше. В очереди идём «на подносы», как у нас было, набираем еду и наверх по камерам. Вечером снова на улицу. Там, где прогулка, там и экономато. Но, только за деньги. Они должны быть в кармане, а не на карточке. Торговля довольно бедная. По выходным и праздникам, вечером не работает.
Видел там двоих с нашего модуля. Пообщался там с ними немного. Подкинули мне табака и бумагу, как сироте. Сирота я, правда, не казанская, а эстонская. Но, всё-таки, сирота. Спасибо и за это!
А так… система здесь такая же, как в ЭстремаДУРЕ: вверх-вниз. Начал я писать всё это в Вальдеморо, пока было свежо в памяти. А то головушка у меня немного сдвинутая.
Грузят нас одним утром в девять часов на автобус. Перед этим, как положено, принимаю полтаблетки и проспал всю дорогу, четыре часа. Сидел в автобусе такой довольный и думал, что сегодня ночью буду спать в «своём доме» и, наконец, опять телевизор. Но меня ждало большое разочарование, так как нас сняли с автобуса в Сарагосе и там переночевали.
С окна немного видна тюрьма. Не очень-то и огромная. А менты там, ну прямо золото! Спокойные, улыбающиеся и, вообще, какие-то другие. Не то что в Эстремере и Вальдеморо. Ну, прямо, люди из другого мира. Кормёжка нормальная, камеры чуть поменьше. И проверка такая: можно спокойно лежать, рукой махнул, что живой, и на этом всё.
На следующее утро загрузили нас опять в автобус, большой, с туалетом, и я снова в мечты: наконец-то телик. Но, опять меня грубо поимели. Проехали примерно четыре часа и нас начали выгружать. Думаю, дома, но — увы! Нас сняли в Барселоне и, гады, держали там аж шесть дней. Вот это жопа! Утро начинается с проверки в 7.30. и надо быть одетым и стоять на ногах смирно. Я на первой проверке лежал на кровати и просто махнул менту ручкой. Надо было видеть эту рожу! Вытянулась до самого пупа. Начал что-то бубнить и стоял, пока я не встал и полностью оделся.
Первый сокамерник был «Romania». Такой весёлый и более меня разговорчивый. Уехал на следующее утро. А днём закинули мне полублатного марокканца. Это был кадр что надо! Заходит, значит, а я лежу на первом ярусе, наблюдаю, кто пришёл. Плывучая, на шарнирах походка и с такой рожей; мол что ты в моей камере делаешь? И почему на моём месте спишь? Я, конечно, таких видел эшелонами и съедал таких на завтрак. Поэтому, молча лежу и смотрю. Он мне объявляет, что он из Марокко и недвусмысленно смотрит то на второй ярус, то на первый.
Я этого «не замечаю», встаю на ноги, протягиваю ему руку и говорю:
— Я - эстонец и говорю по-русски.
Затем лёг обратно на койку. Толи слово «русский» его успокоило, толи то, что я лёг обратно, но больше на эту тему у нас никаких намёков не намечалось. Он начал хвалить русских и наплёл мне, что у него в зоне долгое время был сокамерником русский и, даже, одно слово сказал по-русски; «привет».
Я начал крутить самокрутку, немного табачку ещё было. А он, как увидел у меня курительную бумагу, чуть с ума не сошёл; мол, у нас это запрещено и нету. А у меня оставалось ещё три пачки. У него же — сигареты «Негро». Он дал мне три «Негро», не считая того, что оставил, а я ему — новую пачку. В 16.30. выгоняют во двор, утром не выпускали. Там, во дворе, был его друг. Он ему сказал про бумагу. Подзывают меня и «бизнес» состоялся. Я им по пачке бумаги, они мне шесть «Негро». Я так подумал, что этих сигарет мне хватит минимум на два дня. Выгодная была сделка.
В восемь поднялись наверх — ужин и его должны будут забрать на следующее утро. Ментовка ему ещё вечером сказала: «Утром в восемь». Этот нехороший человек, «редиска», не дал мне всю ночь спать. Постоянно, только засыпаю, а он мне — «russo, no roncar!» (русский, не храпеть! исп.) А перед тем, как лечь спать, он, конечно, очень неохотно залез «на жёрдочку», был маленький спектакль. Но такой смешной, хоть стой, хоть падай. Но смеяться нельзя. И вот я изо всех сил держался, но, всё равно, иногда выскакивало. Но араб так и не понял, что мне смешно. Я умело косил то на одно, то на другое. А история такова: у него возникла огромная проблема, куда же заныкать курительную бумагу? Она же запрещена и — сразу рапорт. А для рапорта — кишка тонка. Шарниры есть, а кишки-то нету. Берёт в руки кроссовок, первым делом обнюхивает, вытаскивает стельку. С фантастической мордой её тоже обнюхивает. Смотрит на меня, потом уставился внутрь кроссовки. Минуты так на две-три. Ложит кроссовок и стельку на стол. Не на пол! И история повторяется с самого начала, только с другим кроссовком.