— А вы, господин писатель, всегда такой остроумный?
Лицо Куприна просияло, он от души рассмеялся и удовлетворенно сказал:
— Хорош! Давайте знакомиться.
Ходошев отступил на пару шагов и поклонился:
— Честь имею представиться…
Ходошев по-дружески — может быть, даже слишком развязно — взял Куприна под руку, подвел его к столику, заказал полдюжины пива, и с тех пор, как поговаривают, молодой журналист накрепко подружился с писателем.
И много времени спустя, стоило только в определенных кругах назвать имя Ходошева, как обязательно спрашивали: «Не тот ли это Ходошев, что так понравился Куприну?» Это обстоятельство, несомненно, укрепило репутацию начинающего журналиста, возвысило его в глазах старших работников редакции.
В хмурый мартовский день в редакции появилась супружеская пара — судя по одежде, из мещан. В редакцию супругов привело несчастье — у них пропал сын. Швейцар посоветовал обратиться к Исаю Давидовичу.
— Этот господин непременно найдет вашего сына, — сказал швейцар, указывая на Ходошева.
Несчастные родители смотрели на журналиста и молчали, не решаясь заговорить.
Ходошев попросил пришедших подняться к нему в комнату. И вот тут-то они, перебивая друг друга, страшно волнуясь, поведали «господину редактору» о том, что в субботу их сын ушел в школу, в школе, как выяснилось, не был и домой не возвращался… С тех пор прошло уже трое суток.
— А в полицию заявили?
— Да, — тихо ответила женщина, — заявили.
— Как ваша фамилия?
— Моя — Приходько, — ответил мужчина осипшим голосом, — а она мать мальчика, Александра…
— Мой муж — отчим ребенку, а мать — я. Мальчика зовут Андрей. Ющинский его фамилия. — Она помедлила и, опустив голову, прошептала: — Он незаконнорожденный… но все равно, это наш сын. И вот… пропал…
— Вы сказали, полиции уже известно. Что же вам угодно от нас? — спросил Ходошев, а в голове уже механически складывалась заметка для завтрашнего номера.
— Мы бы хотели дать объявление о пропаже мальчика, — тихо сказала мать. — Может, найдут его. Мы заплатим сколько нужно.
— Не надо платить, — подумав, сказал Ходошев. — Мы сами напишем.
Исай расспросил родителей о некоторых подробностях, предшествовавших исчезновению мальчика, о школе, где мальчик учился, записал адрес. Потом вежливо проводил их до выхода.
Выпустив посетителей, швейцар поинтересовался:
— Исай Давидович, дело будет?
— Будет! — улыбнулся Ходошев. — Только не знаю, с какой стороны начинать.
На следующий день в «Киевской мысли» появилась маленькая заметка:
«ПРОПАЛ МАЛЬЧИК.
Несколько дней назад ушел из дому и не вернулся ученик Киевского софийского духовного училища Андрей Ющинский. Последний раз мальчик был в школе 12 марта».
Эта заметка стала первой ласточкой. В последующие два года почти все газеты на всех языках мира посвящали сотни и тысячи столбцов этому загадочному, трагическому происшествию. Киевский журналист Исай Ходошев и не подозревал, что своей заметкой он первый оповестит о немыслимом по своей жестокости злодеянии, напоминавшем лишь о средневековье. В историю преступление вошло как «дело Бейлиса». Цивилизованный мир был потрясен. Дело разгорелось как костер, у огня которого многие нагрели свои нечистые руки. И они, эти руки, разметали неисчислимые искры, пока благородный, разумный голос и чистая совесть русского народа не разоблачили проходимцев. Тлеющий огонь был потушен, а пепел развеян.
Опубликовав заметку, Ходошев не остался равнодушным к событию, которое за ней стояло. Оно не давало ему покоя. Первым делом он посетил лукьяновский полицейский участок, куда обращались родители пропавшего мальчика. Участковый подозрительно посмотрел на журналиста и сердито спросил: почему, собственно, он так интересуется этим происшествием? Нахмурившись, Ходошев ответил, что ему как представителю прессы надлежит знать обо всем, чтобы подробно информировать читателя.
Участковый закурил махорочную закрутку и, пуская дым на Ходошева, пожал плечами и проворчал:
— И далось вам это дело! Мы ведь сами ничего еще не знаем!
В тот вечер Исай долго не мог уснуть и беспокойно ворочался с боку на бок.
В мучительно явившемся ему сновидении он снова был местечковым мальчишкой, снова бегал босиком по грязным дворам и разыскивал разноцветные камешки. А вот он уже у меламеда, глаза которого окаймлены красными веками. Мальчик допытывается, где конец света. Старый меламед таращит на него удивленные воспаленные глаза и недовольно бормочет: «Только безумная голова может придумать такой странный вопрос».