И Синкевич, один из руководителей и вдохновителей черносотенного «Союза русского народа» в Киеве, нашел нужные слова, чтобы заинтересовать Веру.
— Туда входят все истинно православные люди, — вкрадчиво заключил священник.
Он же познакомил Веру с другим, не менее деятельным, главарем черносотенцев — студентом Владимиром Голубевым.
И вот теперь Чеберяк подумала, что прежде всего следует обратиться к этому студенту. Голубев при знакомстве с нею намекнул, что если она когда-нибудь окажется в трудном положении, ей смогут оказать помощь. Что имел в виду этот студент? Может, и впрямь он как-то поможет ей? Прежде всего необходимо избавиться от трупа, который вот уже сутки под кроватью. Вскоре в дом нельзя будет войти…
Вера ходит из комнаты в комнату, нервно поправляя красивой рукой непослушные черные волосы, те падают — узел не держится, как она ни пытается скрепить его шпильками. Вера волнуется сильнее, чем когда-либо. Она не раз участвовала в «мокрых» делах, но теперь, поглядывая на свернутый под кроватью ковер, она чувствовала, как ее пробирает дрожь.
…Как ловко действовал Борис Рудзинский! А Борька-Боруха! У него министерская голова. Он так расписал тело байстрюка шилом, особенно его лицо, что Вера невольно вздрагивает. Дружки-то сейчас веселятся, гуляют в одном из московских трактиров, а ее удел — вечный страх перед расплатой. Муж на службе, детей она отослала к матери в другой конец города, а сама стережет дом…
После долгих раздумий выход наконец найден. Чеберяк быстро надела пальто, подаренное Петей после одного из удачных дел, и отправилась на поиски Кольки-матросика, бравого, веселого парня. Не одну ночку скоротала она с ним. Широкоплечий и стройный, Николай Мандзелевский умел лихо носить студенческую форму с наброшенной поверх шинелью, зимой подбитой мехом. Поди догадайся, что это один из опаснейших деятелей лукьяновского дна в Киеве…
Да, только так! Колька-матросик избавит Веру Чеберяк от поглощающего ее страха: он поможет освободиться от рокового свертка, потом уже студент Голубев что-нибудь придумает… Впрочем, она припоминает недавние слова батюшки: «Вам, христианам, необходимо беречь своих детей — близится еврейская Пасха!..» Воистину блестящая мысль. Вовремя они убрали с дороги байстрюка Андрюшку! Ведь он мог засыпать ее «малину»…
Вечером, когда Верхне-Юрковскую запеленала мутная темень, а в окна ломился мартовский ветер, пришел Колька-матросик в новой студенческой шинели, как всегда веселый и озорной.
— Где же таинственное наследие нашей святой троицы?
— Здесь… — указала Вера в сторону кровати.
— Здесь, значит, находится труп…
Колька-матросик ловко сбросил шинель с блестящими пуговицами и одной рукой вытащил из-под кровати тяжелый ковер.
— Ого, попахивает… А ну давай скорее…
— Не торопись! — властно прошептала Вера.
Мандзелевский вопросительно уставился на Веру: чего еще она от него хочет?
— Разверни! Разверни, говорю!.. — И она протянула ему окровавленную рубашку, чулки и ботинки. — Нужно одеть его.
— Фу… — скривился Мандзелевский. — Сделай это сама, Верка. Я не хочу.
Чеберяк отказываться не стала. Она обрядила мертвое тело мальчика, на разбитую голову с трудом натянула измятую форменную фуражку с гербом Киевского софийского духовного училища, затем велела Мандзелевскому снова завернуть труп в ковер и отнести в пещеру, что находится на другой стороне завода Зайцева.
— Аж туда?.. — удивился Мандзелевский.
— Делай, как я сказала. — И, помолчав, добавила: — Так надо.
— Ну, веди, коль надо, — согласился Колька-матросик и, изловчившись, взвалил ношу на плечи.
В непроглядной темноте они двинулись вдоль Половецкой улицы, вскоре вышли на Нагорную, повернули направо и пошли по направлению к ярам. Колька споткнулся и выругался. Вера и сама едва ноги передвигала, часто хваталась за его шинель, чтоб не свалиться в яр. Наконец они выбрались на глинистую площадку. Тьма сгущалась. Ветер остервенело свистел в ушах.
— Сюда, — Вера потянула Мандзелевского, теперь уже следовавшего за нею. — Стой, — прошептала она. — Положи его пока здесь. Вот тебе спички, пройди-ка в пещеру.
— Один?
Мандзелевский коснулся руки Веры, и та ухмыльнулась:
— Такой смелый налетчик, а темноты боишься… Трусишь, матросик? — насмешливо спросила она.
Он молча шагнул вперед, и вскоре Вера заметила внутри пещеры мерцающий бледный язычок пламени. Затем огонек подплыл ближе — и вот Мандзелевский уже рядом.
— Пошли, — сказал он и потащил тюк за собой.
Еще минута — и обоих окутал холодный и сырой мрак пещеры. У небольшого выступа в стене они остановились: здесь мальчик обретет свое пристанище…
Чеберяк вывалила из ковра труп и прислонила его к стене, напялив измятую фуражку на изуродованную голову. Еще одной спичкой они осветили тело. Руки мальчика были распростерты по стене.
Свернув ковер, Вера сунула его Мандзелевскому и тихо шепнула:
— Теперь пойдем ко мне, чайку попьем. Муж на ночь ушел, дежурит сегодня.
Мандзелевский страшно обрадовался. Достойная награда за труды!