Мне нравилось работать на пожарах. Мы расположились в окружении огромных древних деревьев, некоторые из которых были старше пирамид в Гизе. Непередаваемое чувство… У людей и деревьев схожая ДНК. Деревья общаются друг с другом, питают саженцы через корни, заботятся о таких же, как они, помогают другим деревьям и получают помощь взамен. Они очищают воздух, без них нет жизни. Я всегда любил лес.
Пожарные лагеря были не похожи на тюремные клетки, но и в них хватало своих проблем. В «Магалии» был парень, уверенный в своей крутости. В Джеймстауне проводили боксерские матчи, и во время своего пребывания там я успел выиграть чемпионство в легком и полусреднем весе. Тот чувак знал об этом и все равно трещал направо и налево о том, как надерет мне задницу. Однажды он набросился на меня, и я порезал ему лицо совком для мусора. Подключились его дружки, и когда все закончилось, меня и двоих из моей команды, Сонни Риоса и Джорджа Веласкеса, загребли копы.
Так настал конец моей карьере пожарного. Нас перевели в «Сан-Квентин», который в калифорнийской тюремной системе считали домом для смертников. Среди исправительных учреждений он был Гарвардом[26].
Глава 4. Сан-Квентин, 1966
По ночам массивные стены «Сан-Квентина» светятся в тумане Сан-Франциско. Они как будто высасывают лунный свет и отражают его в промозглую серость. С моста Сан-Рафаэль здание тюрьмы напоминает средневековую крепость, вибрирующую изнутри.
Помню, как ехал в наручниках по туманной дороге на «Сером гусе», тюремном автобусе, и вспоминал, что Джонни Харрис говорил мне о «Сан-Квентине». Он был прав – быстрее меня там оказался только автобус, в котором я сидел.
Я побывал в «Трейси», «Чино», «Вакавилле», лагерях Джеймстауна, Конокти и Магалии, но «Сан-Квентин» не шел с ними ни в какое сравнение. К тому времени, как я туда загремел, «Сан-Квентин» имел столетнюю славу места, где уничтожают все мечты и надежды на будущее.
Я был с двумя корешами из природоохранного лагеря, Сонни Риосом и Джорджем Веласкесом. Автобус въехал на территорию, и нас освободили от цепей.
– Всем раздеться!
Мы послушались. Первое, чему меня научил Гилберт, прежде чем я попал в колонию для несовершеннолетних, это не осматриваться и не медлить, когда тебе говорят: «Раздевайся! Возьмись за член! Подними яйца. Нагнись! Раздвинь жопу!». Нужно просто делать, что говорят. Гилберт научил меня действовать так, словно я делал это так часто, что мне уже наскучило. «Голый обыск» – первая возможность определить, кто станет хищником, а кто жертвой. Чуваки, которые пытаются прикрыться руками или медлят хоть секунду, сразу дают понять не только охранникам, но и будущим сокамерникам, что они мальки – беззащитные и напуганные. При этом парни, которые пытаются спорить или наезжать на охранников, вовсе не обязательно добьются авторитета. Во время обыска они тоже остаются испуганными крольчатами.
Потом мы прошли медобследование (нам просто измерили температуру), а затем нас провели на выдачу роб. Каждый получил трусы, футболку, шорты, штаны и куртку. Если зэк на выдаче считал тебя своим, то выдавал шмотки нужного размера. Если ты производил впечатление слабака, то получал одежду либо больше, либо меньше – просто забавы ради. Одежда на заключенном – первый опознавательный признак того, слабак он или свой. Жребий в тюрьме вытягивают рано.
Потом мы прошли в «Сад красоты» с ухоженными деревьями и розовыми кустами. За садом следил старый зэк, который отсиживал пожизненное за убийство. Ходили слухи, что он замочит всякого, кто рискнет хотя бы плюнуть на его драгоценные клумбы. Мы миновали административное здание и зашли в главный двор. Это место в «Сан-Квентине» специально строили и архитектурно, и психологически так, чтобы трахнуть тебя в мозг.
Через двор, на крыше блока «Север» виднелась тропинка для приговоренных, известная как «Дорога смерти». Над высокой металлической трубой газовой камеры сквозь туман пробивался свет. Он был зеленым, но я уже знал, что когда очередного зэка отравят газом, цвет сменится на красный, и всем придется покинуть двор.
«Сан-Квентин» – это место, в котором существует только «здесь и сейчас». Если хочешь выжить, выбора нет – учись жить в настоящем моменте. Будешь ты жить или умрешь сегодня? Первое, что нужно сделать, когда тебя закрывают, это смириться с этим «здесь и сейчас». Оно никогда не будет тебе другом, но нельзя превращать его во врага, иначе сойдешь с ума. Конечно, определенный уровень безумия может помочь выжить в заключении, но заглядывать за грань нельзя.