– Не связывайся ты с этим пацаном, землячок, он знает карате, – затараторил я. – Его снайпер охраняет.
Мне стоило бы быть поумнее. Говорить убийце на взводе, что ему нельзя с кем-то связываться, все равно что дать ему команду «фас».
Студент был напуган до усрачки. С каждым иннингом он отдалялся от своей третьей базы и в итоге оказался рядом со вторым бейсменом[8] в инфилде[9]. Судя по их лицам, они оба мечтали как можно скорее оказаться подальше отсюда – где угодно, лишь бы не играть в бейсбол с кучей воров и убийц. Все, о чем их предупреждали перед посещением тюрьмы строгого режима, происходило на самом деле. От хладнокровных убийц их отделяло всего несколько метров.
Мне хотелось ссать, но я боялся оставлять Рэя одного. Я позвал его в туалет за компанию, но он отказался. В толчок я направился кривым походняком мужика, которому очень надо отлить, но бежать он уже не может. Стоя у писсуара, я материл самого себя за слабость мочевого пузыря, в котором точно было не меньше пяти литров мочи. У меня кружилась башка. С улицы доносились жуткие крики толпы. Атмосфера менялась, воздух был накален до предела.
Я вернулся во двор именно в тот момент, когда Рэй спрыгнул с трибуны и зарядил кулаком в лицо несчастного студента. Тут-то бомба и взорвалась. То, что началось, я могу сравнить только со сценой из фильма «Омен», когда бабуины нападают на Дэмиена во время сафари, или с грызней приютских собак. Тысячи зверей начали драться за свою жизнь.
История моих отсидок берет начало в 1956 году. И с тех пор в тюрьму я попадал чаще, чем выходил оттуда. Все эти двенадцать лет я следовал правилам, которым меня научил дядя Гилберт. Впервые оказавшись в колонии для несовершеннолетних в Истлейке, я спросил себя: «Чему учил меня Гилберт?».
Во-первых, держаться поближе к мексиканцам. Во-вторых, найти трех или четырех землячков, которые прикроют мне спину. Гилберт развил во мне умения, о существовании которых я и не подозревал. Я научился засыпать, когда вокруг творилось полное безумие, и просыпаться как по команде, если кто-то хоть на секунду останавливался у дверей моей камеры. Если кто-то смотрел на меня дольше двух секунд, я рычал: «Какого хера тебе надо?». Этому меня тоже научил Гилберт. Хоть он и был старше всего на шесть лет, для меня он стал настоящим наставником.
Гилберт становился авторитетом в каждой тюрьме, куда попадал. Он научил меня договариваться, красть, унижать, замечать слабости, определять, когда стоит припугнуть, а когда – отнестись по-доброму. Он научил меня чмырить и никогда не сдаваться. Самое важное знание, которое я от него усвоил: победа – единственная цель в любой драке. Он упорно вбивал мне в голову, что честных стычек не бывает, и я хорошо это усвоил.
В десять лет я впервые попал в полицейский участок. А к двенадцати я уже стал завсегдатаем колоний для несовершеннолетних. Однажды как-то подрался с пацаном из школы, потому что он испачкал меня краской на уроке рисования. После этого мои родители отправили меня пожить к родственникам в Техас, чтобы я не попал за решетку. К тому моменту я уже был неуправляемым. Моя ссылка в Техас продлилась недолго: хотя дом тети Маргарет и дяди Руди находился в глуши, в километрах от Сан-Антонио[10], я все равно умудрялся тусить в городе по ночам. Мои тетя и дядя были адекватными, верующими людьми, они быстро поняли, что не справятся со мной, поэтому отправили меня обратно в Лос-Анджелес.
Я не боялся ни ареста, ни тюрьмы, а когда молодой пацан теряет страх перед последствиями своих действий, то быстро становится потерянным для общества. В десятом классе меня перевели в старшую школу Северного Голливуда – пятую за тот год. Из четырех предыдущих меня турнули за драки. В последних трех я стал настоящей звездой, потому что был единственным мексиканцем. Я не только был латиносом, но еще и одевался круто. Тогда я носил желто-белые футболки, к которым подбирал жилетки в тон и плиссированные штаны цвета хаки. Мои «левайсы»[11] были украшены заклепками. Что и говорить, выглядел я круто и заметно выделялся на фоне остальных. В Северном Голливуде в меня влюбилась Барбара Д., смазливенькая итальянка, королева выпускного бала. Мне она тоже нравилась. Однажды она увидела меня сидящим на скамейке на школьном дворе, подбежала и взволнованно защебетала:
– Тебе нельзя здесь сидеть, Дэнни, это скамейка Кабальеро.
«Ну и какого хера? – подумал я. – Они ее что, купили? Кто вообще такие эти Кабальеро, и почему у них испанская фамилия?»