– Не разыгрывайте роль сумасшедшего, майор, – ответил сухо капитан на эти излияния.
– И он даже не осведомляется о бедной Аде, которая зевает перед картиной Рубенса – собственностью сэра Руперта Лисля, которая висит над камином той комнаты, – продолжал майор, указывая на дверь гостиной. – Нужно вам заметить, что эта картина (будь сказано между нами и вопреки моему уважению к баронету, который еще слишком молод, чтобы быть хорошим знатоком) – ни более ни менее как копия!.. Да, Артур, да, дорогой друг, это – просто копия. И мне кажется, что я знаю писавшего ее, внука жида, антверпенского жида, миссис Вальдзингам, жида, но – гения. Рубенсовский колорит наследственен в этом семействе, и каждый торговец картинами может тотчас же указать вам работу одного из его членов.
Капитан грустно опустил глаза на свои запыленные сапоги, между тем как майор осматривался с лучезарной улыбкой, как будто ожидал услышать что-либо очень приятное.
– Артур, – заговорил снова мистер Гранвиль, разглаживая усы своей красивой, сверкающей драгоценными камнями рукой. – Вы принимаете меня как какого-нибудь швейцара… И неужели вы не спросите меня об Аде?
– Ах да! – ответил капитан. – Как здоровье миссис Варней?
– Миссис Варней! – повторил майор тоном глубочайшего упрека. – Дорогая миссис Вальдзингам, верите ли, что в продолжение двух лет эти милые дети постоянно называли друг друга Артуром и Адой?… Но пойдемте же, гадкий капитан, пойдем взглянуть на вашего старого друга… Миссис Вальдзингам, моя жена будет очарована вами, а вы будете очарованы моей женой. Вы обе молоды, обе прекрасны в высшей степени, – добавил он с поклоном. – Одна из вас такая живая, другая – тихая и спокойная… Ада! – позвал он, возвысив голос.
– Что, дорогой?
Эти два слова были произнесены таким чудным голосом, который проникал прямо в душу и затрагивал в ней самые глубины.
Вскоре и его обладательница явилась в дверях. Клерибелль она показалась ослепительно красивой. Но не столь простодушный наблюдатель заметил бы что-то хищное в классически отточенных чертах ее лица.
– Однако, Артур, извольте-ка представить друг другу наших дам, – смеясь, произнес майор.
Смуглое лицо капитана омрачилось больше обыкновенного.
– Это едва ли необходимо, – ответил он. – Мы с женой отправимся завтра на материк… Пойдемте, Клерибелль, пойдемте, баронет.
Он взял мальчика за руку и направился к библиотеке, повернувшись решительно спиной к майору и его прекрасной жене. Миссис Вальдзингам смотрела на него с недоумением. Она часто видела его резким и странным, но ни разу еще не видела таким невежливым и грубым. Майор между тем ничуть не смутился: он тихо засмеялся про себя и, прежде чем капитан Вальдзингам успел выйти из передней, запел своим прекрасным тенором первый куплет одной из арий Мора:
– «Не уходи, настал твой час!»
Артур Вальдзингам внезапно остановился, будто увидел перед собой дуло пистолета.
– Опомнитесь лучше, дорогой товарищ, – проговорил майор, закончив куплет великолепнейшей руладой. – Опомнитесь, мой друг, и познакомьте миссис Вальдзингам с миссис Варней. Познакомьте их, Артур, и измените ваше намерение отправиться на континент. По моему мнению, это самое благоразумное, что вы можете сделать.
Капитан отрекомендовал друг другу обеих женщин. Клерибелль, очевидно, почувствовала живейшую симпатию к прекрасной гостье.
– Не пригласите ли вы своих друзей к обеду, Артур? – спросила она мужа на ухо.
Он не дал ей на это ответа, а только сказал:
– Проводите миссис Варней в гостиную, Клерибелль. А вы, майор, пойдемте на террасу, выкурить сигару.
– Хоть дюжину сигар, мой дорогой, потому что мне нужно сказать вам весьма многое.
Мужчины пробыли на террасе до тех пор, пока колокол не позвал их к обеду. Дамы, сидевшие у одного из окон гостиной, заметили, что они вели очень оживленную беседу. Майор говорил с воодушевлением и сопровождал свои слова сильной жестикуляцией, между тем как капитан ходил взад и вперед, повесив голову и заложив руки в карманы. Замечательно, что чем более майор оживлялся, чем больше размахивал руками и смеялся, тем с большим ожесточением курил его собеседник и делался все угрюмее и угрюмее. Казалось, что он испепелит всю сигару в несколько приемов. Когда колокол замолк, капитан Вальдзингам вошел в гостиную в сопровождении своего друга.