Майор нежно поглаживал его бледную руку.
– Исключая меня, исключая меня, дорогое дитя, – успокаивал он, – я никогда не принимал участия ни в каком заговоре. Разве это возможно? Если не ошибаюсь, мы напали на след прямого заговорщика, и я употреблю зависящие средства, чтобы уличить его.
Слогуд сделал движение, как будто бы хотел сказать что-то в ответ, но майор устремил на него блестящие глаза, и с таким выражением, что слова так и замерли у него на губах.
– Посмотрите на этого человека, мой друг! – продолжал майор, указывая на Слогуда. – Вообразите себе, что он совершил некогда такое преступление, которое не только отразилось губительно на вашей бедной молодости, но помрачило счастье еще одной особы, для которой вы были чрезвычайно дороги. Представьте далее, что я из сострадания к упомянутой особе решился раскрыть заговор, невинной жертвой которого вы стали.
В продолжение этого монолога майор не выпускал руки бледного юноши, не сводил глубокого и пристального взгляда с мистера Слогуда. Когда же Гранвиль Варней окончил свою речь, Слогуд воскликнул запальчиво:
– Замолчите! Это недоразумение подлежит разъяснению!
Майор в ту же минуту охладил его вспышку выразительным жестом, причем его красиво очерченные губы прошептали чуть слышно имя Джозефа Бирда. Мистер Слогуд ушел в другой конец комнаты и, присев на кровать, принялся читать Библию. Молодой человек наблюдал за всем этим с лихорадочным нетерпением. Схватив руку Варнея, он воскликнул порывисто:
– Какой же это заговор!.. Что это?… Расскажите!.. Да отвечайте же мне!
– Нет, дитя, вы должны вооружиться терпением, – сказал ему майор. – Доверьтесь мне вполне! Я ваш друг и спаситель. Да, от меня зависит доставить вам и имя, и большое богатство, и, что больше всего, я могу возвратить вам даже и ласки матери… Мы сделаем все, что только нам по силам, чтобы открыть эту тайну. Если даже окажется надобность подкупить этого человека – мы подкупим его! Мы не будем скупиться. Мы далеки от мысли корить кого бы то ни было. Мы хотим исключительно узнать голую правду. Но для этого нужно непременно терпение… Верите ли вы мне, дорогое дитя?
– Да! – сказал с увлечением молодой человек.
– Вы признаете меня за друга, за благодетеля, без которого вы могли бы умереть в этой ужасной комнате? При помощи которого вы можете вернуться к своим близким родным, добиться своих прав и своего богатства?
– Каких прав и богатства?
– О, не все ли равно!.. Верите ли вы мне?
– Верю, верю, конечно!
– Хорошо. А теперь до скорого свидания! Ждите меня на днях… Ну-с, мистер Слогуд, проводите меня!
Молодой человек схватил руку майора и поднес ее почтительно к губам. Мистер Слогуд последовал за своим посетителем, но, спустившись по лестнице, он спросил его грубо:
– Что это означает?… Я вовсе не желаю, чтобы мной могли пользоваться таким нахальным образом! Что это за проделки и странные шутки?
– Это такие шутки, которые способны окончиться для вас чрезвычайно худо, если вы будете вмешиваться в чужие дела. Если же вы будете следовать советам господина Соломона и помнить его уроки, они тогда послужат только для вашей выгоды… Вами не хотят пользоваться, – продолжал майор с величайшим презрением, – хотя вы, разумеется, не больше как орудие. Вы с самого начала были только орудием, жалким, слепым орудием, тупоумным, невежественным, неспособным помочь и самому себе, а не только другим! Делайте, что вам велено, без всяких рассуждений. Попробуете вмешаться в дела умных людей – и вы тотчас услышите кое-что о Джозефе Бирде. Прощайте, мистер Слогуд!
Глава XIII
Объявление
На четвертый день после своего посещения Слогуда майор сидел с женой за завтраком. Щеки миссис Варней значительно поблекли со времени ее последнего отъезда из Лисльвуда, но прекрасные волосы ее лежат еще роскошными волнами на плечах. Она чем-то расстроена и ничего не ест, а довольствуется тем, что быстро разрушает превосходный паштет. На лице ее выражается в эту минуту почти дикая радость, а сверкающий ножик, которым управляет ее нервно дрожащая элегантная ручка, сильно напоминает собою кинжал. Быть может, миссис Варней замечает сама такое обстоятельство, потому что она начала следить с особенным вниманием за движением стали и вдруг проговорила:
– Как досадно, что я не имею возможности убить кого-нибудь перед началом завтрака! Это бы возбудило, конечно, аппетит сильнее рейнвейна… Гранвиль Варней, мне страшно опротивел подобный образ жизни… Я бы желала снова превратиться в актрису, жить опять в Саутгемптоне. Мне бы хотелось снова вызывать восторг в тупоумной, полупьяной толпе, хотелось бы вернуть свою светлую молодость и…