– Невинность, конечно! – договорил майор, крутя свои усы и кладя в стакан сахар.
– Повторяю вам, что мне опротивела жизнь, которую я веду теперь. Мне надоела эта вечная борьба, для того чтобы слыть богатыми людьми, прибегая для этого к всевозможным проделкам!.. Мы начинаем стариться, пора остепениться и довольствоваться тем, что у нас есть в действительности.
– Это разумно, Ада, вы выражаетесь, как мудрец и философ, и скоро мы действительно начнем другую жизнь.
– Гранвиль, не забывайте, что у вас нет решительно ничего, кроме жалованья.
– Да, в данную минуту, но через месяц будет уже совсем иное. Мне надоела служба, и я не возвращусь больше в Индию, Ада! Я хочу удалиться куда-нибудь в деревню, чтобы провести там с вами, кумир моей души, остаток своих дней… Да, великое счастье не признавать себя виновным в низких действиях! Спокоен только тот, кто никогда не сделал ни малейшего зла!.. Знаешь ли, что мы можем рассчитывать на гостеприимство сэра Руперта Лисля?
Черные глаза миссис Варней обратились к нему с глубоким изумлением.
– Сэра… Руперта? – произнесла она.
– Лисля, – добавил майор. – Этот молодой человек, выстрадавший так много, должен благодарить меня за то, что я возвратил ему и имя и богатство… Несчастный милый мальчик! Он был жертвой самой недостойной интриги.
– Но, не хотите же вы…
– Допустить его оставаться вдали от нежной матери, без имени и звания – нет, Ада, не хочу!.. – произнес майор, крутя свои усы с видом негодования и благородной гордости.
– Я бы желала, Варней, чтобы вы перестали разыгрывать комедию, – заметила она с заметным нетерпением.
– Разыгрывать комедию? Разве я это делаю? Ведь у меня на совести не лежит преступление, которое я должен бы скрывать перед вами, милая… Я узнал, что один молодой человек был с самого детства жертвой чужой подлости, – и что же я предпринимаю? Я немедленно же стараюсь разузнать все подробности этого преступления. Когда я окончу эту задачу, то выведу все на свежую воду. Нечего говорить вам, что этот милый мальчик будет питать ко мне вечную благодарность. Ну а я, разумеется, постараюсь извлечь всевозможные выгоды из подобного чувства.
– Но люди не всегда бывают благодарны! – сказала миссис Варней.
– Действительно, но все помнят чужую преданность. Вообще неблагодарность развита в человечестве. Но от сэра Руперта Лисля я жду только хорошего.
– И вы воображаете, что он лучше других? – спросила миссис Варней с презрительной улыбкой.
– Повторяю вам, Ада, что не жду от него ничего, кроме добра, и не скажу вам более ни единого слова… Он может быть и лучшим и худшим из людей, я не боюсь его ни в том, ни в другом случае. А если он окажется действительно чудовищем, то я тогда, пожалуй, буду его бояться еще гораздо менее!
– Послушайте, Варней, я, право, не имею никакого желания разгадывать загадки.
– Милая моя, да у вас едва ли хватит ума на такую работу. Вы, кажется, вообще никогда не ломали свою очаровательно красивую головку над разрешением этих таинственных загадок. Вы созданы единственно для того, чтобы блистать чудной прелестью, петь и еще тратить деньги. Ну, вы это исполнили: вы были хороши, израсходовали много песен и напевали деньги… Виноват! Я ошибся: вы пели много песен и потратили много денег в течение вашей жизни. Вы, одним словом, исполнили свое предназначение, и вам стремиться не к чему… Вот где таится творчество, – заключил майор, ударив себя по лбу серебряной ложечкой.
Красивая собеседница его пожала нетерпеливо плечами и взяла «Times», который уже был прочитан майором.
– Просмотрите список рожденных, умерших и соединившихся браком и сообщите мне…
– А! что же это такое! – воскликнула миссис Варней, когда взгляд ее упал на одно объявление, помещенное в начале газеты.
– Прочитайте вслух, Ада, и я вам разъясню, что вам угодно знать.
– «Если эти строчки дойдут до сведения майора Гранвиля Варнея, Г. Е. И. К. С. или кого-либо другого, знающего настоящее местопребывание этого джентльмена, то просят пожаловать немедленно к господам Сельбурн и Сельбурн, стряпчим в Гроз-Ин-Плас…» Что же это такое, Гранвиль?
– Показать вам, как я намерен ответить на это? – спросил майор.
– Да.
Гранвиль Варней встал и, усевшись к прекрасному дубовому бюро, написал быстро несколько строчек. Затем он передал их жене, между тем как он сам надписывал конверт.