– Что вы хотите делать? – воскликнула Оливия. – Чьи это чемоданы?… Миссис Вальдзингам, неужели вы хотите уехать?
– Да, я шла проститься с вами, леди Лисль, – ответила холодно Клерибелль. – В течение вашего медового месяца я оставалась в замке моего сына только как гостья. Я отправляюсь в Брайтон, где наняла себе квартиру. Сэр Руперт потрудился высказать мне как можно яснее, что нам нельзя жить вместе, хотя я сознавала это гораздо раньше.
Леди Оливия, слушавшая ее с глубоким изумлением, схватила Клерибелль неожиданно за руку и потащила ее за собой в библиотеку.
– Ну, миссис Вальдзингам, – начала она, усадив ее в кресло возле окна, – объясните же мне хорошенько суть дела! Сэр Руперт оскорбил вас?… О, я не сомневаюсь, что он очень способен оскорбить свою мать, – добавила она в ответ на движение Клерибелль, которая, краснея против воли за сына, старалась скрыть лицо от глаз своей невестки. – Дорогая миссис Вальдзингам, – продолжала Оливия. – Знаю, что я имею меньше всех право высказывать вам подобные горькие истины. Каким бы ни был сын ваш, я не должна, конечно, говорить о нем дурно! Я этого не делала и никогда не сделаю. Я не особенно стесняюсь в выражениях с ним, но не позволяю себе высказывать другим моих мнений о нем… Милая миссис Вальдзингам, я умоляю вас не уезжать из дома только потому, что я вошла в него! Хотя я и не принадлежу к числу очень общительных и приятных людей, но тем не менее у меня не явится желания огорчить вас и мысленно. Если только вы можете сочувствовать созданию, которое не знало никогда ласки матери, то сжальтесь надо мною! Сестры мои и прежде не любили меня! Они теперь завидуют моему положению… Да помоги мне Бог!.. Сжальтесь надо мною и любите меня, если вы в состоянии выполнить мою просьбу!.. Позвольте мне считать и называть вас матерью, которой я не знала!
Обворожительная леди Лисль опустила свою прекрасную головку на плечо Клерибелль и горько зарыдала.
Это короткое свидание имело громадное влияние на обоюдные отношения этих двух женщин. Миссис Вальдзингам осталась в Лисльвуде, но отказалась наотрез жить в замке, а выкупила дом и земли, принадлежавшие когда-то ее тетке, мисс Мертон, которые находились в чужих руках со дня бракосочетания Клерибелль с сэром Режинальдом Лислем.
Все окрестные жители не замедлили убедиться, что Оливия Лисль тратит щедрой рукой доходы баронета. Она пригласила в замок столько гостей, что все мансарды и чердаки были переполнены лакеями и горничными. Она стала вести самую веселую и шумную жизнь; давала сельские праздники в парке, причем главная аллея иллюминировалась бесчисленным множеством разноцветных фонарей; сама управляла постройкой новых конюшен с прекрасными соломенными крышами и наполнила их охотничьими лошадьми. За замком устроили манеж, в котором она ежедневно ездила верхом, перескакивала через воображаемые препятствия и выделывала всевозможные маневры на лошади. Давно уже забытая коллекция мячиков была приведена в надлежащий порядок, и поселяне часто видели на дворе группу игроков в мяч, во главе которой находилась миледи. Все это делалось без участия сэра Руперта. Он подписывал чеки под диктовку жены – один взгляд ее черных великолепных глаз уничтожал в зародыше все его возражения. Безумная любовь, которая заставила его спешить так перед свадьбой, давно уже остыла. Она принадлежала безраздельно ему, и этого сознания было вполне достаточно для его самолюбия. Хотя леди Оливия и держала его, очевидно, в руках, но он видел в ней только часть своего богатства, которой он мог распоряжаться так же, как он распоряжался лошадьми и собаками. Он боялся последних не менее Оливии, но он купил их всех: жена, собаки, лошади сделались его собственностью. Желания баронета не заходили далее.
Лето прошло в увеселениях всевозможных родов, от которых лорд Лисль был вполне устранен. Майор, жена его и Соломон, бывшие летом в отсутствии, возвратились осенью в Лисльвуд. Ловкий индийский офицер хорошо знал, чем мог понравиться леди Лисль, и последняя, никогда не совещавшаяся с мужем, стала принимать советы майора с удовольствием. В таком-то положении были дела, когда настал конец осени и вместе с тем и первого года брачной жизни Оливии и когда одно происшествие вызвало первую ссору между женой и мужем.
В один ноябрьский вечер Оливия возвращалась с прогулки в равнинах и, подъезжая к замку, заметила какую-то женщину, сидевшую на маленькой скамейке, стоявшей за решеткой парка, прямо против сторожки, которую некогда занимал Жильберт Арнольд с женой. Эта женщина была мала ростом, худа и очень бедно одета; возле нее лежал небольшой узелок. Она подняла голову, когда сторож отворил ворота, чтобы пропустить Оливию, и умоляющее выражение ее лица до того поразило леди Лисль, что она остановила лошадь, чтобы поговорить с бледной незнакомкой.