Он встает. Целует руку Мари де Шансене. Она ее не отнимает. У них чувство, что они молодеют вместе. Мышино-серый и бледнорозовый будуар, домашнее платье, интимные ароматы, свет улицы Моцарта образуют шелковую сеть; в эту сеть нечаянно попадает будущее, о котором никто не думал, которое подобно птице, влетевшей в окно. Мари отлично сознает, что она может еще одним жестом высвободить его. Но охота дать отпор, как и способность принять решение в ней парализованы.
XV
ОДИНОЧЕСТВО ГЮРО
"Он сказал мне: "Загляните опять в будущий вторник утром". Часа он не назначил. Но в это время у меня много шансов застать его".
Жерфаньон здоровается со швейцаром, стоящим у наружных дверей, проходит через маленький двор, смотрит на фасад и лишний раз спрашивает себя, действительно ли он безобразен. (Он почти уверен в этом. Но человек, последние годы которого протекли в обстановке провинциального лицея и казармы, не склонен слишком строго судить фасад Высшего Нормального училища.)
Он останавливается в большом вестибюле, против помещения сторожа.
– Да, г. Дюпюи в училище. Но не у себя в кабинете. Я видел, как он прошел туда, направо, с каким-то господином. Нет, не вздумайте бежать за ним. Вероятно, они поднялись наверх. Можете подождать. Он, наверное, зайдет сюда, провожая посетителя.
В этот миг молодой человек, смотревший сквозь оконное стекло на двор, оборачивается, приближается. Он меньше ростом, чем Жерфаньон. У него тонкое, довольно бледное лицо, глаза, цвета которых Жерфаньон не разбирает; они смущают его, потому что сейчас их оживляет некоторая ирония. Правда, ирония доброжелательная.
– Здравствуйте, – говорит он. – Вы к Дюпюи?
– Да.
– Мне кажется, вы его дождетесь. По-видимому, он показывает училище какому-то постороннему лицу. Вы знаете его?
– Конечно. Я уже даже был у него на прошлой неделе.
– Вы новичок?
– Да.
– Теперь я припоминаю ваше лицо. Я видел вас несколько раз во время конкурса. 1907 год, не правда ли?
– Да, да.
– Очевидно, мы вместе сдавали историю. Меня зовут Жалэз, Пьер Жалэз.
– Жалэз? Вы прошли одним из самых первых. Меня зовут Жерфаньон. Жан Жерфаньон. Я прошел очень скверно, двадцать шестым.
– Скажите… у вас и во время экзаменов была уже такая борода?
– Нет. Она была гораздо короче. Я отпустил ее на военной службе.
– Сегодня я пришел взглянуть на учебные комнаты. Вы уже осматривали их?
– Нет.
– За исключением одной или двух, они совершенно одинаковы. Не хотите ли заглянуть в них, пока не вернулся Дюпюи?
– Разумеется, хочу.
Они пошли по коридору направо, потом свернули налево.
– Впрочем, учебная комната сама по себе не имеет значения. Весь вопрос в том, с какими людьми придется заниматься в ней. И это очень важно.
– На сколько человек рассчитана учебная комната?
– Увеличив прием, они стали теснить студентов… Кажется, на пятерых по крайней мере… Вот довольно большая комната… Вероятно, все они одного размера… Но я покажу вам другую. Хотите? Из нее лучше вид; больше простора.
Каждая учебная комната первого курса представляла собою помещение в три с половиной метра ширины на пять метров длины. Потолки были высокие. Меблировка состояла из четырех или пяти прямоугольных столов, такого же количества стульев и двух рядов маленьких висячих шкафов, укрепленных на боковых стенах. Один из углов был занят большим круглым калорифером. Все это напоминало заброшенную канцелярию какого-нибудь министерства. Тем не менее, каждый раз, как открывались двери одной из учебных комнат, из них вырывалась какая-то психическая струя, по существу вовсе не тягостная. Когда живешь в деревне и входишь в фруктовый склад, пусть даже пустующий, самый запах его навевает радость и представление об изобилии. Здесь воздух был напоен дыханьем юных мыслей, которое является несравненным укрепляющим средством. Несмотря на бюрократическую унылость этих стен, перспектива жить здесь нисколько не пугала.
– А разве нам разрешается выбирать учебные комнаты? – спросил Жерфаньон.
– Не думаю, чтобы здесь были очень строгие правила. Мы можем заключать между собою полюбовные соглашения. Кажется, в первую голову право выбора предоставляется старосте. Не знаю. Да и наплевать. Лишь бы составилась приличная компания.
– Вы уже говорили об этом с кем-нибудь из студентов?
– В принципе решено, что со мною будут заниматься еще двое товарищей, окончивших лицей Кондорсе. Один из них очень славный. Между прочим, он экстерн, но работать намерен в учебной комнате. Другого нам предстоит видеть очень редко. Во-первых, он тоже экстерн, а во-вторых, это очень шикарный молодой человек, из аристократической семьи… Прослушав лекции и зайдя в библиотеку, он будет спешить в свой собственный рабочий кабинет. Наведываться к нам он собирается раз в триместр.