Прошлой ночью Уоррен сказал ей, что заметил: доски на старом колодце снова сдвинулись.
— Думаю, надо просто его залить. Так будет безопаснее. Дай мне заняться чем-нибудь.
Как и в большинстве поместий Монтаны, колодец был просто ямой, вырытой в земле, необозначенной ничем, кроме нескольких досок, наброшённых сверху, и из-за этого являлся опасным для тех, кто не знал, что там находится.
— Делай, как считаешь нужным, — ответила она Уоррену прошлой ночью.
Она думала о другом и не особо вникала. Но теперь ей было до этого дело. Она лишь надеялась, что Уоррен ошибался насчёт того, что видел на дне колодца."Скоро мы все узнаем", — подумала она, повернувшись, чтобы понаблюдать за чёрным джипом шерифа Галлатин Кэньон, который с рёвом ехал по дороге от реки.
— Скраппи сегодня гонит быстрее, чем обычно — нахмурившись, заметила она. — Ты, должно быть, сильно его обеспокоил, позвонив сегодня утром.
— Скраппи Морган больше не шериф, — ответил Уоррен.
— Что? — она оглянулась на него. Обветренное лицо Уоррена приняло странное выражение.
— Скраппи только что уволился. Пришлось нанять временного шерифа.
— Почему это я всё всегда узнаю последней?
Но она знала ответ. Дана всегда была слишком занята на ранчо, чтобы прислушиваться к сплетням в каньоне. Даже теперь, работая в Биг Скай, она больше поддерживала связь с владельцами ранчо — теми, что остались в Галлатин Кэньон после того, как у подножия горы Лоун вырос городок Биг Скай. Многие владельцы полностью или частично продали ранчо (чтобы пожинать плоды находящихся рядом лыжного и летнего курортов).
— И кто же стал временным шерифом? — спросила она, пока джип из окружного управления шерифа ехал по дороге, а утреннее солнце ярко блестело на его лобовом стекле. Она застонала. — Ведь не племянник Скраппи — Франклин? Кто угодно, только не он.
Уоррен не ответил, пока новый шериф не подрулил на чёрном джипе с эмблемой офиса шерифа штата Монтаны на боку и не остановился прямо рядом с пикапом.
Она чуть не задохнулась, оглянувшись и увидев водителя джипа.
— Может, надо было предупредить тебя? — застенчиво отозвался Уоррен.
— Да, было бы неплохо, — пробормотала она, стиснув зубы и встретившись взглядом с прозрачно-голубым взглядом Хадсона Сэвэджа.
Выражение его лица ничего не выдавало. Они двое с таким же успехом могли быть незнакомцами, а не бывшими любовниками — его красивое лицо было бесстрастно.
Её чувства бурлили словно гейзеры в национальном парке Йеллоустоун, который находился вниз по дороге. Сначала шок, а сразу следом и ярость. Когда Хад покинул город пять лет назад, она убедила себя, что никогда больше не увидит этого чёртового сукина сына. И вот он. Проклятье, только она подумала, что хуже не бывает.
За годы служения полицейским в Лос-Анджелесе, Хадсон «Хад» Сэвэдж мог пригвоздить взглядом мужчин сильнее и крепче его самого. У некоторых были пистолеты, у некоторых — ножи или бейсбольные биты. Но ничто не заставляло его нервничать так, как взгляд карамельно-карих глаз Даны Кардуэлл.
Он с трудом отвёл взгляд, повернувшись, чтобы взять с пассажирского сиденья тяжелый фонарь. Трус. Если он так реагирует, просто посмотрев на неё, страшно подумать, как на него подействует разговор.
Её реакцию он, в принципе, ожидал. Он знал, что она, как минимум, не будет рада встрече. Но надеялся, что Дана не разъярится так, как когда он покинул город. Но судя по её взгляду, он бы сказал, что надежды не оправдались. И видеть её злость, её боль… Черт побери, это ранило так же, как и пять лет назад. Он не мог её винить. Хад не просто уехал из города, он просто-напросто сбежал, поджав хвост. Но теперь вернулся.
Подняв фонарик, он приготовился к ветру и Дане Кардуэлл, открыл дверь и вышел. Лобовое стекло отражало солнце, так что он не мог видеть её лицо, пока обходил джип. Но он чувствовал её взгляд, пронзающий его, словно пуля, пока он прижимал свою шляпу, чтобы ту не унесло ветром.
Когда Уоррен позвонил сегодня утром, Хад наказал ему больше не подходить к колодцу. Первоначальные следы управляющего по направлению к колодцу и обратно были единственными на мягкой земле. Хотя Хад удивился, что Дана не пошла изучать его до прибытия Хада. Она очевидно не знала, что именно Сэвэдж отдал приказ, иначе бы точно нарушила его.
Пока он окидывал взглядом ранчо, на него волной нахлынули воспоминания о них двоих.
Он увидел, как они галопом и без седла скачут по дальнему полю, заросшему дикой травой; её длинные темные волосы откинуты назад, лицо освещено солнцем, глаза горят, а она улыбается ему, пока они наперегонки едут к амбару.
Они были так молоды и так влюблены. Он ощутил ту старую боль: желание, теперь смешанное с болью от разбитого сердца и печалью.
За ним открылась дверь пикапа, затем — вторая. Первая закрылась с щелчком, а второй громко стукнули. Легко было догадаться, кто какую закрывал.
Краем глаза он увидел, как Уоррен задержался, остановившись у бока пикапа, не мешая и не слушая — подальше от линии огня. Уоррен совсем не дурак.
— Так мы будем стоять здесь весь день, восхищаясь окрестностями, или все-таки взглянем на чертов колодец? — спросила Дана, подойдя к Хаду.
Он нервно засмеялся и посмотрел на неё, удивляясь и радуясь тому, что она почти не изменилась. Она была невысокой — пять футов четыре дюйма[2] — по сравнению с его шестью футами шестью дюймами [3] роста. Дана и в одежде не весила ста десяти фунтов, но в ней удачно сочетались мягкие изгибы и острое, настойчивое упрямство. Мягко говоря, он никогда не встречал такой, как она. Хад хотел рассказать ей, почему вернулся, но блеск её глаз дал ему знать, что она не готова его выслушать, как и тогда, когда он уехал.
— Тогда лучше осмотреть колодец, — ответил он.
— Отличная мысль.
Она стояла позади, пока он высматривал следы Уоррена, ведущие к яме в земле.
Полдюжины досок когда-то закрывали колодец. Теперь лишь пара оставалась на единственном ряду камней, окаймляющих край. Другие доски либо снесло ветром, либо они просто упали в колодец.
Он включил фонарик и посветил на дно ямы. Колодец был неглубоким, примерно пятнадцать футов, будто смотришь со второго этажа дома. Был бы он глубже, Уоррен никогда бы не увидел то, что лежало на дне.
Хад наклонился к яме, ветер свистел в его ушах, а бледно-желтый свет от фонарика скользнул по грязному дну — и костям. Охотясь в детстве с отцом, Хад повидал достаточно останков за долгие годы. Выбеленные солнцем скелеты оленей, лосей, коров и койотов тянулись по всей Монтане. Но, как и опасался Уоррен, кости, лежащие на дне высохшего колодца Ранчо Кардуэлл, не были останками дикого животного.
Дана стояла позади, засунув руки в карманы пальто, она уставилась на широкую спину Хада.
Если бы только она не знала его так хорошо. В тот момент, когда он включил фонарь и посмотрел вниз, она прочитала ответ по его плечам. Её уже расстроенный желудок сжался, и на мгновение она решила, что её стошнит.
Господи милостивый, что было в этом колодце? Кто был в колодце?
Хад оглянулся на неё, пригвоздив её к месту взглядом своих голубых глаз, а их прошлое горело в воздухе голубым пламенем. Но она не почувствовала тепла, лишь задрожала, словно холодный ветер подул со дна колодца. Холод, который замораживал так, что они и представить не могли; Хад выпрямился и подошёл к ней.
— Выглядит, как останки, все верно, — заметил Хад, бросая на неё такой же невозмутимый взгляд, как и тогда, когда он подъехал.
Ветер растрепал её длинные тёмные волосы вокруг лица. Дана печально вздохнула и убрала их, борясь со стихией, борясь со своей слабостью, которая злила и пугала.
— Это человеческие кости, да?
Хад стянул шляпу и провёл рукой по волосам, а у неё задрожали пальцы от воспоминаний о том, какова наощупь эта густая, выжженная солнцем шевелюра.
— Нет уверенности, пока не доставим кости в лабораторию.