Небо над верхушками сосен совсем почернело, начиналась очередная снежная буря. Он и забыл, как темно ночью в середине зимы.
Хад наблюдал за дорогой, насколько это было возможно сквозь снежные вихри. Как ни странно, в Лос-Анджелесе он скучал по зимам. По разным временам года, таким впечатляющим в Монтане. Зима выделяется особенно. За ночь может выпасть полметра снега, а то и больше. Нередко случалось, что утром просыпаешься — а вокруг тишина и холод, всё изменилось за одну ночь.
Дане уже пора бы приехать. Он начал волноваться, думать о том, что же звучало в её голосе. Расстройство из-за отца, конечно, но не только. Что-то случилось. Что-то, о чём она должна была с ним поговорить. Но сначала ей нужно было увидеться со Стейси.
Хад уже был готов отправиться на розыски, когда заметил сквозь пелену снега огни фар.
Припарковавшись рядом с его патрульной машиной, Дана выбралась наружу и, казалось, колебалась. Она стояла, глядя на дом, в красной флисовой куртке и тёмно-синей шапочке. Волосы она спрятала под шапку, но несколько выбившихся прядей хлестали её по лицу.
Хад открыл дверь и встал на пороге. Прямо за дверью поперёк крыльца уже намело маленький сугробик, и ступени исчезли под ровным глубоким снегом. Посмотрев Дане в глаза сквозь пляшущие снежинки, Хад потянулся за лопатой. Однако прежде, чем он успел расчистить проход, Дана уже поднималась, оставив сомнения позади.
К его крайнему удивлению, она кинулась к нему. Он обнял её и по-настоящему испугался.
— Прости меня. — Слова её были едва слышны сквозь завывание ветра под крышей. — Мне так жаль.
Сердце, казалось, начало колотиться где-то в горле. Он прижал её к себе, вдыхая знакомый аромат. Господи, как он скучал по нему! Но за что она просит прощения?
Так здорово было держать её, ужасно не хотелось отпускать, когда она, выбравшись из его объятий, вошла в домик. Он последовал за ней, закрыл дверь, отгородив их от ветра и снега.
Дана встала у камина. Когда она обернулась, Хад увидел слёзы. Он мог сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз видел Дану плачущей. Он испугался ещё сильнее.
— Что бы ни случилось, я тебе помогу. — Ему хотелось обнять её снова, но подойти он боялся.
Она издала смешок и покачала головой. Лицо её разрумянилось, глаза блестели.
— Я никого не убивала. Хотя мне и хотелось. — Она посерьёзнела и посмотрела ему прямо в глаза. — Я поговорила с сестрой.
Сердце, до этого бившееся в горле, ухнуло куда-то вниз.
Дана стянула шапку, отряхнула снег. Волосы её рассыпались по плечам.
— Она всё мне рассказала.
Хад не двигался, не дышал. Он говорил себе, что вернулся, чтобы выяснить, что же произошло той ночью. А сейчас не был уверен, хочет ли он знать это.
— Ты был прав. Она солгала. Её послали в бар опоить тебя и увести прочь до того, как наркотик тебя окончательно вырубит. Она должна была привести тебя к себе. Всё именно так, как ты и подозревал, — голос её прерывался, в глазах сияли слезы, — ничего не было. Тебя действительно подставили. — Слеза скатилась по щеке. — Нас подставили.
Ему потребовалась секунда, чтобы всё осознать. Значит, всё было именно так, как ему верилось. Неважно, насколько он был пьян — он не стал бы спать с сестрой Даны, да и с любой другой женщиной тоже. Он знал! И всё же боялся, что в ту ночь утратил рассудок и перестал быть собой.
— Мне так жаль, что я тебе не верила. Что даже не дала тебе оправдаться.
Хада трясло от гнева и от облегчения, он шагнул к Дане и снова обнял её:
— Я не смог бы объясниться. Вот почему я уехал. Я думал, тебе будет легче, если не придётся видеться.
— Но ты вернулся.
— Благодаря твоей сестре.
Дана подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо:
— Стейси отправила тебе записку?
Он кивнул:
— Я нашёл поздравительную открытку, которую она послала тебе — ту самую, что ты выкинула. Она была под коробкой с конфетами. Я узнал почерк.
— Так это она отвечает за твоё возвращение. — Она снова прильнула к нему.
Он положил подбородок ей на голову. Волосы у неё как шёлк… Она расслабилась, прижимаясь к нему. Сердце его колотилось. Той ночью ничего не было. Прикрыв глаза, он притянул Дану ещё ближе, желая повернуть время вспять. Годы, напрасно проведённые врозь, казалось, пропастью зияли между ними.
— Мне следовало верить тебе.
Дана тогда не верила, что его подставили, что ничего не было. Не любила его настолько, чтобы доверять. Если бы только она дала ему рассказать, что помнил он…
— Эй, временами я и сам не верил в свою невиновность, — сказал он, отодвинув её настолько, чтобы заглянуть в глаза. — Думал, что, может, сошёл с ума. Или, что ещё хуже, становлюсь похожим на отца.
В камине вспыхнуло треснувшее полено, на стене заплясали тени. За дверью выл ветер. В окна бился мокрый снег, он прилипал к стеклу, а потом медленно, подтаивая, сползал вниз.
Внутри горел огонь, а снаружи бушевала буря, занося их снегом.
Дана посмотрела на Хада. И не увидела в его глазах ничего, кроме любви. И тогда её гнев на себя и на сестру начал таять, как снег на стекле.
Взяв одну из его рук в свою, она повернула её ладонью вверх и поцеловала тёплую серединку. Услышала, как выдохнул Хад. Они встретились взглядами, и огонь в его глазах согрел её изнутри.
— О, Хад, — вздохнула она. И услышала, как у него перехватило дыхание, увидела, как разгорается пламя желания в его взгляде. — Мне так не хватало тебя всё это время.
Простонав, он крепко поцеловал её. Его рот взял в плен её губы, а руки прижали ещё крепче. Она чувствовала, как стучит её сердце. Казалось, её тело плавится, соединяясь с ним.
— Без тебя мне не хотелось жить, — сказал он, отпуская её. — Я пережил последние пять лет только потому, что верил — ты всё ещё любишь меня.
Она погладила его по щеке, а потом взяла лицо в ладони и поцеловала, дразняще, касаясь кончиком языка. Издав неясный звук, он подхватил её на руки и отнёс на ковёр перед камином.
Она притянула его к себе. Он целовал её медленно и нежно, как будто у них вся ночь впереди. И она у них была.
— Ты такая красивая, — прошептал он, лаская шею. И снова наклонился поцеловать, ладонью обхватил грудь — Дана застонала от острого наслаждения, что приносили его прикосновения.
Пламя согревало кожу, пока Хад не спеша расстёгивал блузку, а потом по очереди прижимался к затвердевшим соскам. Выгибаясь под ласками, Дана возилась с пуговицами его рубашки.
Кучка одежды росла в углу, пламя шипело и потрескивало, жар блестел на нагих телах, влажных от пота и поцелуев. Само соитие стало жаром и огнём, бешеной скачкой страсти, что оставила обоих задыхающимися.
Хад, обняв, гладил Дану по волосам, не отводя взгляда, пока разгорячённые тела успокаивались. А она смотрела ему в глаза, поражаясь тому, что физическая страсть между ними осталась всё той же — её не ослабили ни боль, ни годы.
Потом Дана свернулась калачиком в его сильных руках и заснула. Этой ночью её не будил ни ветер, ни предчувствия. Она не волновалась о том, что принесёт грядущий день. Пусть всего одну ночь, но она чувствовала себя в безопасности. И любимой.
Глава 12
На следующее утро Дана поехала в Боузман, в больницу, ещё до рассвета. Состояние отца оставалось стабильным, он спал, накачанный лекарствами. Заглянув в палату, она отправилась обратно — в Биг Скай, в магазин.
Время до открытия прошло спокойно, она раскладывала недавно полученные ткани и развешивала ценники. К сожалению, эта работа не требовала сосредоточенности, и Дана не переставала вспоминать про ночь, проведённую с Хадом.
Она не удивилась, когда в заднюю дверь постучали, и это оказался Сэвэдж.
— Доброе утро, — поздоровался он, но по виду его было ясно, что ничего доброго в утре не было.
— Доброе утро.
Дана не ожидала, что будет настолько рада его видеть. Ей так и не удалось разлюбить его, и, даже не знай она сейчас правды, ненавидеть его на расстоянии, только по памяти, было гораздо легче, чем видя его вживую вблизи.