Олег шёл по колее в своих покоробленных сандалиях, глядя на кузнечиков, которые выскакивали из-под ног сразу по несколько штук. Тяжести не чувствовал, только спальный мешок нести было неудобно: он то и дело сползал вниз, и приходилось подталкивать его кверху коленом. Марина догнала Олега и пошла рядом по второй колее.
— Поймала бабочку? — спросил Олег.
— Пусть себе летает.
Олег подумал, что теперь самое время спросить то, о чём не решился спросить вчера.
— А ты, оказывается, любишь риск, приключения, — начал он издалека.
— Что ты! Наоборот трусиха.
— Тогда объясни, почему одна рискнула путешествовать по Ангаре, и что за вещи везла…
— И утопила, — добавила Марина.
— Вот именно, — подтвердил Олег.
— А это важно для тебя?
— Не так уж важно, а любопытно всё-таки. Из-за них собственно, вся карусель. Вчера ещё хотел спросить, да тебе не до этого было.
— Плыла я вон туда, — Марина показала рукой вперёд на высокую, крутую, густо поросшую сосняком гору на правом берегу реки. — Там за горой есть долина…
— Это я знаю, — перебил Олег. — Экспедиция, археологические раскопки — говорила уже.
— А плыла я из Бадая, — продолжала она скороговоркой. — Там наша перевалочная база — резиденция завхоза дяди Пети. Кстати, лодка, которую я утопила, его личная собственность. Там надо было дождаться «ракеты» и встретить московских студентов-практикантов. Вот свиньи. Мы, иркутские студенты, давно уже на месте, а они на неделю опоздали да ещё тем рейсом, которым обещали, не приехали. Я принципиально не стала ждать следующего рейса — ещё двое суток, и попросила у дяди Пети лодку, чтобы плыть в лагерь. Дядя Петя сначала артачился, говорит, жди студентов, а я говорю: сам их встретишь, давай лодку и все. Еле выпросила. Он набросал мне всякой дребедени — отвези, говорит, попутно, и вот, — Марина развела руками, — все утонуло.
— А как же, всё-таки, они будут добираться?
— Доберутся, — сказала Марина. — На трамвае.
— Послали девчонку, — возмутился Олег. — Неужели в экспедиции нет парней?
— А кто же, по-твоему, землю копает? У нас ведь раскопки. Честно говоря, я сама напросилась. Надоело сидеть на одном месте, захотелось разнообразия.
— Вот в чём дело, — сказал Олег. — Не я твой отец или брат, всыпал бы тебе.
Марина взглянула на Олега и покачала головой.
— Душно, — сказала она. — По такому пеклу не люблю ходить.
— Сейчас какое пекло. Так себе. Вчера перед грозой была жара так жара. Да и сегодня будет. К обеду поддаст.
— Далеко идти ещё?
— На гору поднимемся, видно будет.
Дорога петляла по склону в зарослях багульника. Снизу гора казалась высокой, а поднялись на неё быстро. На самом верху было поле, засеянное пшеницей. Взору путешественников открылся такой простор и такая, как любили говорить в старину, божья благодать, что Олег бросил тюки на траву и стал смотреть на горизонт, где в голубой дымке виднелись Саяны.
— Боже мой! — прошептала Марина восторженно. — Вид-то какой!
— Отдохнём здесь, — предложил Олег.
Марина сбросила с себя рюкзак и пошла поближе к реке. Остановилась у большой сосны с широкой и густой кроной, одиноко стоявшей среди разнотравья. Одетая в длинную тёмно-зелёную с изумрудным оттенком хвою, сосна на фоне чистого неба и дымчатых далей выглядела столь величественно, что Олег невольно задержал на ней взгляд.
От сосны начинался спуск к реке. Марина позвала Олега, и он перекочевал к ней с мешками.
Ангара, острова, сосновый бор за рекой, посёлок за лесом, ещё дальше высокие дымящиеся трубы химкомбината — всё было как на ладони.
— Мы видим весь мир, нас не видит никто, — сказала Марина, сидя в густой траве и размахивая длинным стеблем с жёлтыми цветами на конце, который сорвала возле себя.
Олег улёгся на спину, заложив сцепленные ладони под голову. Марина разглядывала буйно разросшуюся траву и цветы вокруг себя. Кисти куриного проса и колосья тимофеевки не скрыли от её взгляда красавицу здешних мест — в траве хорошо были видны завитые в кудри бледно-розовые лепестки с коричневой крапинкой.
— Лилия! — воскликнула Марина, вскочила и побежала к ней по склону. — Тут и гвоздики есть. Ой, сколько их!
Марина начала мастерить букет вокруг ранее сорванной золотой розги. Олег подошёл и стал помогать.
— Вот тебе мята наша сибирская и вот хорошая вещь, — сказал он, протягивая Марине вместе с мятой чину луговую с густыми жёлтыми кистями. — Дольше всех не вянет. В воде может месяц простоять.
— Какая прелесть! Спасибо, — сказала Марина, принимая цветы. — Какие милые. Точно так же акация цветёт. Только те мелкие. А здесь — ярче и крупнее. А это разве мята?
— Разомни листья и попробуй на вкус.
— О, какой запах, чудо!
— А эту коротышку, — сказал Олег, нагибаясь и срывая ярко-синий ирис на коротенькой ножке, — нюхать и пробовать на вкус не рекомендую. Горькая как полынь.
— Знаю, — ответила Марина. — У нас этот цветок зовут касатиком.
Олег отдал ей ирис и отошёл в сторону. Ему очень хотелось найти что-нибудь такое, чем можно было бы её удивить и обрадовать. Долго бродил в высоких, по самое плечо зарослях иван-чая и по густой траве и, наконец, ему повезло. Спрятав руки за спину, вернулся к Марине. Улыбаясь и показывая свои белые зубы, пристал к ней с разговорами.
— Угадай, что я нашёл?
— Судя по твоему виду, наверно, золото, — сказала Марина, обрывая у букета лишние листья.
— Золото — это ерунда. Есть вещи красивее.
— Странно рассуждаешь. Видел ли ты когда-нибудь золото?
— А вот у тебя на руке! Марина взглянула на часы.
— Ещё двенадцати нет, а жара невыносимая, — сказала она и попыталась заглянуть сбоку, посмотреть, что он там прячет.
Олег не стал больше её дразнить, молча приподнес ей великолепную, бордово-красную, крупную орхидею. Марина ахнула от изумления и осторожно, словно перед ней была хрупкая драгоценность, взяла цветок. Приладила чудесный подарок к краю букета и, вытянув руку, стала любоваться своим искусством. Бледную веронику и зонтик пастернака тут же выбросила, чтобы не портили вид.
— Прекрасная вещь, — сказала Марина с неподдельным восторгом, разглядывая орхидею со всех сторон. Повернувшись к Олегу, посмотрела на него и, улыбаясь, прибавила: — Мне это очень приятно, сударь!
Олег смутился и даже слегка покраснел. Обычно прищуренные и спокойные голубые глаза его заблестели, и он, чувствуя неловкость, отвернулся к Ангаре.
— Ладно, — сказал он недовольно. — Нашли чем увлекаться. Пойдём, а то солнце уже высоко.
Теперь он не позволил ей нести рюкзак, а надел его себе на плечи и взял прежнюю свою ношу. Нагрузившись, подождал, пока она отеребит лишние побеги пижмы и сунет эти оранжевые балаболки в середину букета.
VII
Спускаясь по дороге в распадок, они заметили ещё с горы то место, где была раньше деревня. Возле самой реки стояли рядышком две ещё не разобранные печи: одна широкая, сложенная по-русски, крашенная голубой краской и с высокой трубой, издалека словно гусыня с длинной шеей, другая поменьше, видимо, банная, побелённая извёсткой и с низкой трубой, словно гусёнок с короткой шеей, вокруг их — остатки построек — огромные брусчатые столбы от старинных ворот и сараев и поваленные изгороди. Между ними вымахал бурьян в рост человека. Марина и Олег увидели старуху, которая зачерпнула в реке ведро воды и шла обратно через бурьян. Она шла по узкой тропинке, еле передвигаясь, отводя в стороны ветки, чтобы не сыпалось с них в ведро. Тропинка виляла, и порою был виден лишь её белый платок.
— Оказывается не все уехали, — сказал Олег. — Три халупы осталось. Если бы я знал, ночевали бы здесь. Это та самая деревня Ольховка, о которой я говорил, — пояснил он. — Были бы деньги, здесь можно бы подождать трамвая.
— Будем ждать, — сказала Марина. — Попрошусь без денег. К чёрту, тащиться по такой жаре.