Амелия не удержалась от возгласа:
– Как! Опять?
– Да, – сказал он. – Если сеньор декан даст мне отпуск на месяц, я непременно поеду к морю. Мне поставят кровать в столовой у сеньора каноника, и я еще попринимаю ванны. В Лейрии скучно. Надоело.
Старуха совсем отчаялась. Что же это такое? Он опять уедет, а они будут изнывать от тоски!
Он глумливо усмехнулся.
– По-моему, милые сеньоры, вы тут отлично обходитесь без меня. Вы нашли для себя подходящее общество.
– Не знаю, – возразила старуха с ядом, – может быть, некоторые и могут обойтись без вас, сеньор падре Амаро… Но лично я не нахожу тут для себя подходящего общества и знаю, что погублю свою душу. От здешних знакомств ни пользы, ни чести.
Амелия сочла нужным вмешаться:
– Плохо то, что аббат Ферран захворал. Он болен ревматизмом, а без него дом похож на тюрьму.
Дона Жозефа злобно хихикнула, а падре Амаро, встав со стула и готовясь уходить, посочувствовал славному аббату:
– Бедняга! Это святой человек… Как только выдастся свободная минутка, навещу его. Так до завтра, дона Жозефа, не унывайте: мы найдем средство внести мир в вашу душу. Не беспокойте себя, дона Амелия, теперь я знаю дорогу…
Но она непременно захотела проводить его до лестницы; они прошли через большой зал, не обменявшись ни единым словом. Амаро неторопливо натягивал черные лайковые перчатки. На лестничной площадке он церемонно снял шляпу:
– Сеньора…
Амелия окаменела на месте, глядя, как он спускается в совершенном спокойствии, словно ему до нее не больше дела, чем до каменных львов, спавших внизу, положив морду на лапы.
Она ушла к себе, бросилась ничком на кровать и заплакала от ярости и унижения. Низкий человек! Ни слова о ребенке, о кормилице, о приданом! Ни одного сочувственного взгляда на ее располневший стан, изуродованный беременностью, в которую он же сам ее вверг! Ни одной жалобы на ее презрительное равнодушие к его посланиям! Ничего! Натягивал перчатки, сдвинув набок шляпу! Негодяй!
На другой день падре Амаро пришел раньше и долго сидел, запершись с доной Жозефой.
Амелия нетерпеливо бродила под дверью, с красными от слез глазами. Наконец он вышел, надевая, как и вчера, перчатки, с самодовольным видом.
– Уже? – спросила она дрожащим голосом.
– Да, уже, сеньора. Мы хорошо побеседовали с доной Жозефой.
Он снял шляпу и церемонно поклонился:
– Сеньора…
Амелия, бледная как смерть, прошептала:
– Негодяй!
Он удивленно взглянул на нее и повторил:
– Сеньора…
Затем, как и вчера, размеренным шагом спустился по широкой каменной лестнице.
Первое побуждение Амелии было донести на него главному викарию. Потом она всю ночь писала ему письмо – три страницы жалоб и обвинений. На другой день маленький Жоанзито, относивший письмо, вернулся с устным ответом: «Сеньор соборный настоятель, возможно, прибудут в четверг».
Она опять проплакала всю ночь, а в это время падре Амаро на улице Соузас удовлетворенно потирал руки, радуясь своему искусному маневру. Этот маневр он не сам изобрел: его надоумили в Виейре, куда он ездил, чтобы рассеять хандру на приморском курорте и отвести душу с дорогим учителем; именно там, будучи приглашен на soiree, падро Амаро обдумал свой маневр, услышав, как рассуждает о любви блистательный Пиньейро – гордость алкобасской адвокатуры.
– В этих вопросах, любезные сеньоры, – разглагольствовал Пиньейро в кружке дам, ловивших каждое его слово, – в этих вопросах я держусь мнений Ламартина.[145] – Он всегда держался мнений Ламартина либо мнений Пеллетана.[146] – Вслед за Ламартином я говорю – женщина подобна тени! Когда вы гонитесь за ней, она убегает; когда вы убегаете, она гонится за вами!
– Прекрасно сказано! Как это верно! – одобрительно шумели дамы. Только одна сеньора солидной корпуленции, «мать четырех восхитительных ангелов, крещенных во имя Марии», как выражался Пиньейро, попросила объяснить, что это значит, так как она ни разу не видела, чтобы ее тень куда-нибудь убегала.
Пиньейро дал научное объяснение:
– Вы можете без труда наблюдать это явление, сеньора дона Катарина; выйдите на пляж, дождитесь заката и станьте спиной к солнцу. Если при этом вы изволите шагнуть вперед, идя вслед за вашей собственной тенью, то тень тоже двинется вперед, убегая от вас…
– Занимательная физика! Очень, очень интересно! – шепнул секретарь суда на ухо Амаро.
Но соборный настоятель не отвечал: остроумный маневр завладел его воображением. Ладно же! По возвращении в Лейрию он применит к Амелии «тактику тени»: будет от нее убегать, и пусть она за ним гонится.