— Хлеще того… — продолжал Финдли. — Даже кровать не разобрана. В этой комнате, выходит, никто не спал.
— Почему раньше не сказали?! — воскликнул Форбс. — Это же меняет дело! А тот несессер в ванной господина Эттенборо, не принадлежит ли он часом мисс Ли?
— Не знаю, сэр.
— А следовало бы знать или хотя бы уметь отличать мужской одеколон от женских духов…
— Простите, сэр, только я не открывал флаконы. Да и с обонянием у меня…
— Ладно. Поглядим на месте. Дальше.
— Слушаюсь, сэр! Затем я пришел в розовую комнату, прямо сюда. Здесь спала мисс Маргарет Эттенборо. Как видите, кровать разобрана. В ванной беспорядок: вечернее платье валяется на полу, и еще там полно разных туалетных принадлежностей. Но самое интересное — в сумке, среди всякой всячины, под кофточкой, брюками и всем таким прочим я нашел на самом дне связку писем. Сами поглядите.
Сэр Айвори и Дуглас Форбс склонились над сумкой — Финдли оставил ее широко открытой.
Под одеждой действительно лежала маленькая пачка писем, перетянутых резинкой.
— Так, осторожно с отпечатками, — предупредил старший инспектор.
Он сунул авторучку в карманчик суперобложки и свободной рукой извлек письма из сумки. Их было десять — некоторые, по-видимому уже прочитанные, лежали в конвертах.
— Очень интересно, — проговорил сэр Малькольм.
— От кого письма? — спросил старший инспектор. — И зачем надо было прятать их на дне сумки?
Ни к чему не прикасаясь, сэр Айвори рассмотрел поближе верхнее письмо в пачке. Почерк, несомненно, женский. Поскольку письмо было сложено, он сумел разобрать далеко не все: «Дорогой-дорогой друг, можно только… держать втайне. Отец дал мне еще… как вы знаете. Осторожность не… уверенность в будущем. Терпение должно… вместе, я точно знаю. Впрочем… явное свидетельство? Не требуйте… ничего больше, если нужно еще…»
— Ну что ж, похоже на любовное письмо, — заявил Форбс, прочитав те же обрывки строк через плечо сэра Айвори.
— Да, — заметил тот, — только в женских вещах должны были бы храниться мужские письма.
— В самом деле. По-моему, это письма мисс Эттенборо, и любовник вернул их ей, после того как они поссорились. Финдли, раз уж эксперт по отпечаткам пальцев уехал, займитесь, пожалуйста, этим сами, и первым делом — письмами. Немедленно!
— Слушаюсь, сэр!
И, подцепив связку авторучкой, лейтенант направился к двери.
— Вот те на! — воскликнул Форбс, после того как его подчиненный вышел. — Фигурки с жемчужиной в саквояже Мелвилла, китаянка, которая не спит в своей постели, какие-то письма… Вы что-нибудь понимаете?
— Картина постепенно вырисовывается, — только и сказал сэр Айвори. — Пройдемте в ванную Мэтью Эттенборо. И наверняка узнаем там ответ хотя бы на один из ваших вопросов.
Несессер так и лежал открытый на табурете. Судя по форме флакончиков и этикеткам, они явно были женские. К тому же на расческе остались длинные черные волосы. Кроме того, и ванной, очевидно, пользовалась женщина: там тоже было несколько длинных черных волосков — они зацепились за кромку водостока.
— Итак, — подытожил старший инспектор, — мисс Ли — любовница Мэтью Эттенборо. И они вместе провели здесь ночь.
— Ну разве что за игрой в карты… — пошутил сэр Айвори.
— Вы думаете? Ах, ну да. Вы меня разыгрываете. Скажите лучше, что все это значит? Мэтью с китаянкой оставляют в дураках своего друга Брайана, он объявляет о помолвке, и вслед за тем его убивают. Возможно ли такое — Мэтью убил друга, чтоб развязать себе руки? А может, это мисс Ли, видя, что Брайан настаивает на женитьбе против ее воли, просит Мэтью, своего любовника, помочь ей избавиться от Брайана. Это возможно, верно? Ведь таких преступлений было сколько угодно.
— Конечно! — кивнул сэр Айвори. — Значит, по-вашему, после преступления Ли отдалась Мэтью в награду за его злодеяние… Не слишком ли романтично?
— Эта женщина уж очень красивая, просто очаровательная, такая любому вскружит голову и даже толкнет на преступление. По-моему, так.
— Стало быть, она и на вас произвела впечатление, дорогой Форбс!
— О, в моем-то возрасте… Потом я женат… А женушка у меня, доложу я вам, по натуре ревнивая…
Они направились в комнату Мелвилла и под кроватью заметили саквояж. Три фигурки были из слоновой кости, Форбс видел такие впервые.
— Это три мифических правителя — Фу-си, Нюй-ва и Шэнь-нун, китайцы еще называют их тремя властителями. Такие фигурки из слоновой кости, притом древние, большая редкость и стоят недешево. Интересно, откуда они, хотя наверняка из коллекции замка, по крайней мере мне так кажется.
— И Мелвилл собирался их украсть? Что ж, на него похоже. А жемчужина? О ней-то вы как догадались?
— Я же говорил, дорогой Дуглас, мне всегда казалось, что семь предметов на смертном ложе Брайана только часть комплекта, всего же их должно быть восемь. Одного не хватало.
— Но почему восемь, а не девять или десять?
— Потому что у китайцев число восемь считается совершенным и благим. Существуют, к примеру, восемь скакунов счастья, восемь великих даосских сочинителей, восемь символов буддизма, восемь символов даосизма и восемь так называемых ценностей, по сути, символов конфуцианства. Понимаете?
— Не совсем, — признался Форбс, — но я верю вам на слово. У вас просто поразительная память, настоящий кладезь премудростей! Выходит, жемчужина и была той самой восьмой штуковиной, которой там не хватало.
— Вы все прекрасно поняли. После того как Мэтью Эттенборо сообщил Джейн Уоллес и остальным о том, что видел, они все вместе поднялись в спальню Брайана, и наш воришка, похитивший фигурки, наверняка заприметил на кровати коробочку с жемчужиной, и, воспользовавшись общим замешательством, не преминул ее умыкнуть. Она оправлена в платиновое колечко и уже сама по себе, смею заметить, на вес золота. Но не в этом суть. Кто мог знать значение восьми ценностей, кто собрал их вместе и с какой целью?
— Ну, конечно, Чжан.
— А он сказал, что даже не понимает, о чем речь.
— Но он мог и соврать. Я бы лучше осмотрел его комнату. Как знать, может, там отыщется что-нибудь эдакое?
— Непременно сходим и туда. Она такая же уединенная, но сначала мне хотелось бы закончить с любовной историей мисс Ли и Эттенборо.
Они спустились на первый этаж, расположились в будуаре и попросили сержанта Бронсфилда привести Мэтью Эттенборо. Тот выглядел явно смущенным и старался избегать взглядов обоих сыщиков.
— Господин Эттенборо, — начал сэр Айвори, — люди из Скотланд-Ярда провели в вашей комнате обыск на вполне законных основаниях.
— Уже знаю, — сокрушенно вздохнул Мэтью. — И вы нашли…
— Конечно, нашли, — строгим голосом вставил Форбс.
— Но как я мог рассказать? Это означало бы скомпрометировать любимую женщину.
— Вы поступили благородно, — заверил его сэр Малькольм. — Не беспокойтесь. Мы прекрасно понимаем. Но сути дела это, однако, не меняет.
— Понимаю.
— И прошу, ответьте по чести: Брайан знал о вашей связи с той, кого считал своей невестой?
— Не думаю. Мы не хотели причинять ему боль. Он был безумно в нее влюблен и даже не замечал, что Ли просто уважала его, а не любила. Нам, конечно, надо было открыть ему глаза на все. А так наша дружба больше смахивала на комедиантство, правда?
— Давайте и дальше начистоту, ладно? — продолжал сэр Айвори. — Что же вы так спешно искали в кабинете Брайана, после того как увидели, что он мертв?
— Я же говорил… В кабинете я ничего не трогал.
— И не искали никаких писем?
Он вдруг побледнел. Попросил разрешения сесть и уже не своим голосом сказал:
— Не знаю, что вам известно, только я тогда соврал, да. Брайан узнал про нас с Ли… У меня украли ее письма и подбросили ему.
— Когда они к нему попали?
— Дней за десять до юбилея, я думаю. И тогда, в конце ужина, он намекал как раз на это, когда говорил о поруганной дружбе.
— Кто же, по-вашему, мог украсть у вас письма? И кто был заинтересован, чтобы они попали в руки к Брайану?