— Нет.
— Или ты думаешь, империя может выстоять, если пренебрегать такими методами? Хочешь стать императрицей, не запачкав руки?
— Нет.
— Тогда нам остается поговорить лишь о том, как я расстроен. Я ужасно разочарован, Кестрель. От тебя я ожидал большего.
— Позвольте мне исправиться. Прошу вас. Я хорошо говорю по-гэррански, да и пленник со мной был более разговорчив. Если бы мне позволили его допросить…
— Он мертв.
— Что?
— Умер, поэтому больше ничего мы от него не узнаем.
— Но как?
Император недовольно отмахнулся:
— Инфекция. Лихорадка. Все из-за ведра с нечистотами.
— Не понимаю…
— В тюрьме все устроено так, чтобы узники не могли покончить с собой. Но этот заключенный, Тринн, оказался чересчур хитрым, упрямым и отчаянным. Он догадался окунуть руку в ведро и умер от заражения крови.
Кестрель с трудом сдержала тошноту, снова подкатившую к горлу. Пришлось молча проглотить горькое чувство вины.
Император вздохнул, опустился в кресло и жестом велел Кестрель сесть напротив. Она подчинилась.
— Ты лучше знаешь таких людей, Кестрель. Разве пошел бы он на самоубийство, чтобы защитить валорианского сенатора, который подкупил его, чтобы выяснить, как выгоднее голосовать?
— Нет, — ответила Кестрель. Это очевидно, так что врать нет смысла.
— И кто же, в таком случае, его нанял?
— Может, враги с востока. У них наверняка есть шпионы среди нас.
— О, в этом я не сомневаюсь. — Император смотрел на будущую невестку так, что было ясно: он уже все знает сам и ждет от нее лишь подтверждения.
— Он работал на Гэрран, — помедлив, произнесла Кестрель.
— Разумеется. Скажи мне, их предводитель способен внушить своим людям такую верность? Я никогда его не видел, но ты-то была пленницей. Этот новый губернатор… он харизматичный человек? Ради него люди готовы рисковать?
Кестрель сглотнула:
— Да.
— Я хочу кое-что тебе показать. — Император указал на ящик, содержимое которого так внимательно рассматривал. — Принеси мне то, что лежит внутри.
Кестрель достала золотую монету с профилем правителя.
— Я велел отчеканить новую партию в честь вашей помолвки. Переверни монету.
Кестрель вздрогнула, увидев на реверсе монеты изображение скрещенных вязальных спиц.
— Знаешь, что это за символ?
Кестрель помедлила.
— Печать Джадис.
— Да. По-моему, этот образ отлично тебе подходит.
Речь шла о древней валорианской легенде. Джадис, юная воительница, потерпела поражение и попала в плен к вражескому вождю, который поместил ее в гарем. Он любил всех своих жен, но валорианка особенно его привлекала. Правитель был неглуп и всегда приказывал Джадис являться к нему обнаженной, чтобы негде было спрятать оружие. Он настолько опасался пленницы, что поначалу даже связывал ей руки.
Но Джадис была неизменно мила и не упрямилась. Вскоре вождь заметил, что она подружилась с другими женщинами в гареме. Те научили ее вязать. Порой, вернувшись после битвы, вождь видел, как Джадис сидит на пороге женского шатра и вяжет нечто бесформенное. Его это забавляло: а еще говорят, что у валорианцев дух войны в крови! Только посмотрите, какой тихой и домашней стала юная воительница!
— Что ты вяжешь? — спросил он однажды.
— Подарок, — отвечала Джадис. — Тебе понравится, вот увидишь!
Однажды ночью — к тому времени вождь давно перестал связывать ей руки — Джадис пришла в его шатер.
— Ты знаешь, какая битва ждет меня завтра? — спросил вождь, внимательно глядя на пленницу.
— Да, — отозвалась Джадис. Вождь собирался нанести удар в самое сердце Валории и имел все шансы на победу.
— Ты, верно, ненавидишь меня за это.
— Нет.
Когда вождь услышал эти слова, его глаза наполнились слезами. Он не мог поверить.
— Любимый, — продолжила Джадис, — я почти закончила работу. Позволь, я посижу с тобой, пока довязываю последние ряды. Мой подарок принесет тебе удачу в битве.
Вождь рассмеялся, не понимая, как вообще можно надеть эту бесформенную гору шерсти. Но упорство валорианки вызывало у него умиление. Что с того, что она не большая искусница? Зато теперь у него будет доказательство ее любви и верности.
Вождь откинул полог шатра и велел принести корзинку с вязанием.
Потом он снова возлег с Джадис, а после задремал, оставив ее вязать. Спицы убаюкивающе постукивали. Проснувшись в очередной раз, вождь, посмеиваясь, спросил: