— Не подходите к решеткам, — посоветовал капитан. — Нам сюда, — добавил он, указывая вниз, хотя другого пути все равно не было.
Наконец лестница закончилась. Оказавшись на ровном полу, Кестрель от неожиданности едва не потеряла равновесие. Здесь пахло сыростью и сточными водами. Капитан открыл дверь в камеру и жестом предложил Кестрель войти. Она замешкалась на мгновение, вдруг испугавшись, что ее хотят запереть внутри. Рука невольно потянулась к кинжалу на поясе.
Капитан усмехнулся, и тут же в углу темницы что-то загремело. Масляная лампа осветила человека, сидевшего на полу. Он был прикован цепями к стене. Его босые пятки упирались в грубый неровный пол — очевидно, узник изо всех сил пытался отодвинуться от валорианцев как можно дальше.
— Не беспокойтесь, он не опасен, — заверил капитан. — Держите.
Он передал Кестрель лампу и потянул цепь, так что заключенный оказался прижат к стене. Пленник задрожал и начал всхлипывать, молясь всем гэрранским богам сразу.
Кестрель сразу поняла, что это не Арин, — узник оказался слишком старым, а черты его лица — слишком тонкими. Кестрель не видела этого человека раньше. Она обрадовалась — и тут же устыдилась своих чувств. Какая разница, знает она его или нет? Узник обречен на страдания. Взгляд капитана не предвещал ничего хорошего. Кестрель поняла, что не хочет наблюдать за тем, что сейчас произойдет, и повернулась к выходу.
— А вот этого император не разрешал, — остановил ее капитан. — Он сказал, что вы должны присутствовать здесь от начала до конца. Если вы начнете упираться, он велел не только снять с пленника кожу, но отрезать пальцы.
Узник на секунду замолчал, но начал молиться снова. Голос его дрожал. Кестрель показалось, будто она сама обратилась в этот прерывистый, слабый голос. В механизм, пружины которого сжали до предела.
— Мне здесь не место, — произнесла Кестрель.
— Вы — будущая императрица, — возразил капитан, — а значит, должны это видеть. Или вы думали, что будете только носить красивые платья и плясать на балах? — Он проверил натяжение цепи, и узник безвольно повис в оковах. — Поднесите лампу ближе, госпожа, — велел капитан.
Заключенный поднял голову, так что свет отразился в его глазах. И у Кестрель сжалось сердце. Глаза у пленника, как у большинства гэррани, были серыми и ясными, и Кестрель невольно представила, будто это Арин сидит здесь, шепча имя бога милосердия, а она ничем не может ему помочь.
— Подойдите ближе, — повторил капитан. — Не слишком ли рано вы начали упрямиться, леди Кестрель?
Она сделала шаг вперед и увидела, что рядом с пленником стоит ведро с нечистотами, а правая рука бедняги обмотана марлей. Капитан сорвал повязку. Узник всхлипнул, его молитва опять оборвалась. На трех пальцах не было кожи.
От вида розоватых мышц и белых блестящих сухожилий Кестрель затошнило. Капитан пододвинул небольшой столик и положил на него ладонь узника.
— Как тебя зовут? — спросил капитан.
Ответа не последовало, и тогда валорианец достал кинжал и полоснул по безымянному пальцу пленника, из которого тут же закапала кровь.
— Хватит, — взмолилась Кестрель. — Перестаньте.
Узник дернулся, но капитан удержал его за запястье и снова занес кинжал.
Кестрель перехватила руку капитана, и на его лице промелькнуло злорадство, будто он только и ждал, когда она совершит ошибку. Так вот в чем дело! Кестрель провалила испытание, не успев даже понять, в чем оно заключалось. Каждый раз, когда она медлила или проявляла сострадание, капитал подмечал и запоминал эти моменты, чтобы потом выдать ее императору и сказать: «Смотрите, какая она глупая и слабая! Ей не место на троне».
Так оно и есть. Власть такой ценой ей не нужна.
Кестрель не знала, как поступить дальше, но вдруг узник замер и уставился на нее. Его залитые слезами глаза в изумлении раскрылись. Гэррани узнал ее. Хотя Кестрель никогда раньше его не видела, пленник смотрел на нее, как человек, внезапно подобравший ключ к шкатулке.
— Меня зовут Тринн, — прошептал он по-гэррански. — Скажите ему, что я…
Капитан вырвался из ее ослабевшего захвата и накинулся на узника.
— Ты сам мне все скажешь. — Капитан говорил по-гэррански бегло, но с сильным акцентом. — Я рад, что ты готов к диалогу. Итак, Тринн, на чем мы остановились? Что ты хочешь мне сказать?
Губы узника беззвучно зашевелились. Палец все еще кровоточил. Вновь блеснуло лезвие.
Теперь Кестрель была абсолютно спокойна. Гэррани смотрел на нее так, будто само ее появление стало добрым знаком и большой удачей. Кестрель не могла предать его доверие, хотя и не знала, чем оно вызвано. Она сделает все, о чем так умоляют его глаза. Нужно только понять, о чем именно.