— Я намерен найти ублюдка, который убил Бритни Хэмил.
— Я тоже, приятель, — закивал Эллис.
Однако в течение следующих мучительных дней тучи собрались и разразились над Корнеллом — он сломался и раскололся. Только не в убийстве Бритни. Корнелл сознался в любовной связи с женатым членом шотландского парламента, сведения просочились в прессу. Член парламента, ко всеобщему разочарованию, подтвердил информацию, чем угробил собственную карьеру, зато снял с крючка невиновного. Тоула эти события подкосили; тогда-то он и позволил тебе устроить фальшивую могилку на Стокбриджском кладбище.
Фальшивые похороны Бритни преобразовались в настоящие. Нищая Анджела умоляла:
— А нельзя, чтоб мою девочку по правде сейчас похоронили? Я для нее ничего даже близко похожего не смогу устроить...
В итоге расходы оплатили из полицейского бюджета. Когда же останки Бритни были преданы земле, ты принялся ждать. Ты сидел в фургоне, смотрел на мониторы, изучал каждого, кто приближался к месту упокоения Бритни. Обязанность тяжкая, практически бессмысленная, чреватая болью в спине и онемением шеи. Ноябрь наступал на пятки, серость давила на окно, как могильная плита.
Раз ты вышел в туалет. Вернувшись, обнаружил Нотмена на пороге фургона, болтающим с женщиной. Ты взбеленился, набросился на коллегу:
— Какого черта ты тут прохлаждаешься?
Нотмен стал извиняться, смущенная женщина поспешила прочь.
— Да я только на пять минут, ноги совсем затекли...
Ты вошел в фургон, прокрутил пленку назад. Ничего. Сердцебиение улеглось. Ты стал думать о своей следственной группе. Для них смерть Бритни — звук пустой, поиски убийцы - повод разинуть рот в пабе или в столовке. Обрыдшая рутина, от которой отлынивать сам бог велел. Ты и сам так поступал и ТО же самое чувствовал — когда другие дела расследовал. А теперь Нотмен тебя раскусил. Черт.
— Рэй, для тебя это дело вроде личного, да?
— Мне нужно найти мерзавца.
— Надеюсь, ты не подумаешь, что у меня нос слишком любопытный, — продолжал Нотмен, — только вид твой ужасен.
Ты хоть спишь?
— Нет. Эта малютка за нас обоих отоспится.
Ты работал по две смены подряд. Усталый и взвинченный, горстями ел бензедрин и без счету вдыхал кокаиновые дорожки, чтобы не отключиться в неприметном фургоне на краю кладбища. Ты знал: шансов выпадет не больше одного.
В это же время разворачивалась другая драма. Большинство полицейских болели за футбольный клуб «Хартс». Новость, что пользовавшегося популярностью тренера Джорджа Берли заменили Грэхемом Риксом, англичанином, отбывшим наказание за связь с пятнадцатилетней девочкой, шокировала всех. В день, когда об этом стало известно, ты, сидя в участке, составлял расписание дежурств на кладбище. Вошел Дата Гиллман с новой кофейной кружкой, а старую, с символикой «Хартс», на ходу метнул в мусорную корзину.
— Ну и чем тебе «Хартс» не угодили? — осведомился Нотмен.
— А тем, что, пока у них заправляет извращенец, будь я проклят, если эту кружку к губам поднесу. Иначе получается пародия на все, за что мы тут стоим, — прорычал Гиллман.
Тебя передернуло. Ты поднял взгляд — и выдал Гиллмана.
— А за что мы стоим, Даги? Вот ты, например, в Таиланде за что стоял?
— В Таиланд мы ездили расслабиться. Это совсем другое дело.
— Да что ты.
Однако Гиллман и не думал оправдываться.
— Ах ты предусмотрительный наш. Роббо проворонил, да и девчушку тоже.
У тебя перехватило дыхание.
—- Бред ты несешь... Роббо был непредсказуем!
Однажды вы с Роббо во время дежурства застукали юную парочку в момент половой близости. Девушка оказалась несовершеннолетняя. Роббо велел тебе допросить паренька в гостиной, а сам занялся девушкой в спальне. У нее в сумочке Роббо обнаружил наркотик, экстази и не преминул призвать тебя в свидетели.
Затем вернулся в спальню и заключил с девчонкой сделку. При мысли о том, какого рода была эта сделка, тебя бросало в дрожь. Характерно, что никакого обвинения Роббо не предъявил.
— Роббо этой историей нам в столовке все уши прожужжал. Заставил бедняжку отсосать, — произнес Гиллман. —
Я слышал, она потом приняла смертельную дозу наркотика. Ей промывание желудка делали.
— Если что подобное и произошло, учти: я не участвовал и вообще не в курсе!
— Тебе известно, что за птица был наш Роббо. Непредсказуемый, говоришь? Я бы сказал — хитрозадый. А ты его наедине с несовершеннолетней оставил. Подумай об этом, — криво усмехнулся Гиллман. — Подумай об этом, когда в следующий раз захочется выставить себя святым и рассказать пару-тройку назидательных историй. Не нарывайся, ангелочек Ленни. — Гиллман постучал себя по лбу: дескать, я-то в курсе. Твои глаза наполнились слезами, как тогда, в бангкокском баре, от удара в лицо Гиллманова лба.
Однако у тебя хватало забот и помимо разгорающейся войны с Гиллманом. День был как прополощенный в спитой тьме. Еще не пробило четыре, когда окупились все одинокие напряженные дни и ревматические ночи, проведенные в фургоне. Ты отлучился в забегаловку «У Грегга», шел назад, радуясь отсутствию компании, нес блеклые пирожки и кофе себе и Нотмену. Вдруг посыпался град. Словно с неба стреляли ледяной дробью. Ты нырнул в фургон, Нотмен, прилипший к экрану, даже не шевельнулся. Небесный сторож палил по железной крыше. Скоро кончится, подумал ты, и действительно, град скоро кончился, правда, не прежде, чем утроил силы. Ты с наслаждением прихлебывал кофе, разглагольствовал о «Хартс» и его новом владельце, любителе конфликтных ситуаций из Восточной Европы. Под руководством Рикса команда впала в анабиоз, как кладбищенские деревья к зиме.
И тут на экране ты увидел его. Человека в дождевике. В том же самом дождевике. Того же самого человека. Он стоял над Могилкой Бритни. Как прежде — над могилкой Ньюлы, пока Эллис его не спугнул. У дождевика глухой плотный капюшон, да еще град барабанит — будет ли слышно хоть что-нибудь из сказанного? Не важно. Ты бросился к главным воротам, крикнул Нотмену бежать к калитке, перерезать путь к отступлению. Ты летел по мокрой дорожке, в какой-то момент потерял равновесие и едва не рухнул. Однако человек в дождевике, казалось, не чувствовал твоего приближения, во всяком случае, он не оглянулся. Ты сбавил скорость, ты подобрался настолько близко, что видел клубы пара, как-то вбок вырывавшиеся из-под капюшона.
— Сэр! — крикнул ты, выхватывая удостоверение полицейского. — Вы арестованы!
С другой стороны спешил Нотмен. Вы взяли мерзавца в клещи. Ты приготовился к сопротивлению, возможно, ожесточенному. Однако подозреваемый даже не сделал попытки убежать. Наоборот: он медленно повернулся к тебе, словно ждал этого момента.
Ты понял: перед тобой Кондитер. Взгляд как магнит, а глаза мертвые. Густые каштановые волосы, начинающие седеть на висках. Багровые щеки. Низенький, коренастый, крепко сбитый, словно фермер в энном поколении, хотя, пожалуй, он и фермы-то ни разу в жизни не видел.
Нотмен наконец приблизился. Кондитер окинул взглядом сначала одного полицейского, потом другого.
— Хорошо бегаете, — произнес он с полуухмылкой, как попавшийся на краже носков.
Характерное брезгливое высокомерие. Словно он уже весь мир подогнал под свои кошмарные мерки, сузил до границ собственной чудовищной натуры. Словно годами вынашивал презрение к миру остальному — и устойчивость к его влиянию, — не дававшие покоя тебе. Ты ужаснулся. Ты почувствовал себя маленьким и слабым, хотя за тобой были праведный гнев и вся Британия со всеми гражданами. Теперь у Мистера Кондитера появилось имя.
— Я — Гарет Хорсбург, — почти жизнерадостно усмехнулся Кондитер. — Можете звать меня Жеребцом.
Ты отправился к отцу на работу, в Хэймаркет; вы давно не виделись. Ты хотел вытащить отца в паб. Это означало, что сам ты выпьешь не больше пинты: при отце ты не позволял себе лишнего. Ты улыбнулся Джэсмин, секретарше. Она провела тебя в крохотный кабинет. Отец как раз закончил телефонный разговор. Ты еще из-за двери уловил его одышку. Занятый своими проблемами, ты не видел, в каком состоянии находится отец. Тем более что он всегда был скуп на эмоции. Однако имелись и физические признаки. Например, лицо у него побагровело и как-то все отекло, надулось изнутри. Отец скукожился — или выкипел, словно жизнь зазевалась и забыла выключить газ под кастрюлей. Красных прожилок на Скулах стало больше.