- Помнишь туннель? Помнишь троих отморозков?
— Ну, помню, и что? Они-то здесь при чем?
Однако Леннокс заметил, что Лесу стыдно, и продолжал наступление. Он смотрел Лесу прямо в глаза — и тот в конце концов не выдержал взгляда.
— Скоты, — прохрипел Лес Броуди. — Попадись они мне теперь...
То была не пустая угроза. После рокового дня в туннеле Рэй и Лес оставались друзьями, но Лес изменился. Необузданная агрессия стала частью его натуры, подобно ржавчине, разъедала нежную прежде душу. Взять хотя бы чаек. Лесу нравилось стрелять по чайкам. Но и Рэй Леннокс изменился. Учителя в школе называли его замкнутым, угрюмым. Нет, Рэй не вошел, подобно Лесу, в компанию хулиганов. Он был одиночкой. Отчужденным. Не от мира сего.
Леннокс побаивался Лесовых клермистонских дружков — уж очень они напоминали шайку вымогателей-переростков которых они с Лесом обходили за три квартала еще в началь ной школе. Но именно с ними в электричке, следовавшей Данди, Леннокс оказался на следующий день.
В то утро он проглядел скомканный список литературы, тот самый, что столько лет хранился в кармане детских шортиков. В детстве Рэй не прочел ни единой из рекомендованных книг. Он не мог сказать почему. Не мог объяснить, что нуждался в этих книгах, но хотел найти их сам. А не по рекомендации. Вот и теперь он был очарован Мелвилловым «Моби Диком» — чем куда ехать, лучше бы остался дома с книгой. Оторваться от «Моби Дика» было тяжело до тошноты.
В электричку ввалилось около двух дюжин в разной степени связанных между собой компаний. Как и во всех компаниях, состоящих из пятнадцатилетних будущих синих воротничков, были здесь те, кто просто любит поржать, и другие, те, кого, пусть и ненадолго, вдохновляют возможности, открывающиеся человеку на трибуне. Некоторые успели втянуться в такую жизнь — об этом свидетельствовала холодная пустота в глазах и еще игра желваками. Лес, казалось, избегал Рэя Леннокса, он и в компанию втерся, чтобы уж наверняка избегнуть. Там, в компании, существовала своя иерархия; Леннокс чувствовал: Лес непременно проложит себе путь наверх. И все же он счел необходимым спросить старого друга, как его голуби.
— А я от них избавился, — не ответил, а выплюнул Лес, избегая смотреть Рэю в глаза. — Они мне осточертели.
Десять тысяч фанатов «Хартс» набились на трибуну, нависавшую над воротами, едва не снесли ограждение и не оказались непосредственно на поле. Все смотрели в туннель под трибуной — оттуда под взрывы аплодисментов выходили взвинченные игроки любимой команды, в бордовых футболках с серебристо-серой полосой и бордовых трусах. Фанаты не сомневались, что флаг Лиги чемпионов уже на полпути к «Тайнкаслу». В конце концов «Хартс» выиграли двадцать семь матчей лиги, и даже тридцать один, если считать с Шотландским кубком.
Легендарному комментатору Арчи Макферсону доводилось вещать и с куда более ненадежных осветительных рам, чем та, на которой он примостился в «Денс Парк». Ему предстояло отдуваться в одиночку, однако он, как настоящий профессионал и энтузиаст своего дела, начал очень сильно издалека с целью отдать должное нестандартной ситуации.
— Итак, какой великий провидец мог в августе предсказать, что в этой последней игре чемпионата, в последний день сезона «Хартс» потребуется всего одно очко...
Десять тысяч голосов грянули «Привет, привет, мы — парни с Джорджи-роуд», владелец клуба Уоллес Мерсер занял место в директорской ложе и окинул трибуны взглядом человека, примирившегося с мыслью, что не получить ему всей, по его подсчетам, причитающейся ему любви. Что-то умерло в Уоллесе Мерсере. Раньше остальных он понял: его команде победы не видать. Команда подхватила какой-то вирус — не то в раздевалке, не то еще где; из-за вируса-то Крейг Левейн, главный защитник, и отсутствовал. На лицах многих игроков Мерсер уловил признаки апатии. Перед тем как парни пошли переодеваться, Мерсер заглянул им в глаза — и у него не сложилось впечатления, будто перед ним команда, рвущаяся получить приз. Скорее парни выглядели, как работу свою выполнившие, жаждущие длительного отдыха и возмущенные необходимостью снова идти в бой.
С трибун не выветривается запах бульонного концентрата, пирожков, просроченного пива, виски и табака. Запах толпы, возбужденной алкоголем и нетерпением. Свистит рефери, «Данди» с самого начала бодро идут в наступление, опешившая от неожиданного натиска защита «Хартс» с усилием отбрасывает атаку на половину противника, всего-навсего через центральную линию. Первый тайм позади, время теперь застопорилось. В перерыве Леннокс это ясно осознает. Ему не в новинку ощущение, что жизнь теряет скорость, теряет постепенно и необратимо, как осенние деревья — листву, как осеннее солнце — тепло. «Хартс» пока удерживают свои позиции против энергичных «Данди», но и только. День, который должен был стать днем триумфа, станет чем-то иным; это предчувствие укореняется в Ленноксе. Если триумфу и суждено случиться, прежде случится боль. Разочарование, а там и едва сдерживаемая ярость материализуются буквально из воздуха, повисают в воздухе, пропитывают воздух.
После первого тайма у Мерсера в животе творится такое, что он не рискует ни притронуться к закускам, поданным в директорскую ложу, ни пригубить напиток. Он уже слышал новость из Пэйсли насчет «Сент-Миррена», практически без борьбы уступившего «Селтику». Победа над «Сент-Мирреном» увеличивает голевое преимущество «Селтика» над «Хартс». Теперь одного гола со стороны «Данди» достаточно, чтобы Эдинбург распрощался с флагом. Как и все до единого болельщики «Хартс», Мерсер чувствует: чтобы попасть в лигу, им надо победить. Он слышал, что Алекс Макдональд «подписал» полузащитников Уиттакера и Блэка, оба — выдохшиеся игроки. Уоллеса Мерсера бросает в пот; он направляется в туалет, вытирает лоб зачесывает и приглаживает редеющие волосы. Мочится, моет руки, матерится, обжегшись кипятком. Слишком поздно замечает табличку над умывальником «Осторожно, очень горячая вода».
Трясет руками, смотрит в зеркало, складывает губы в улыбку, успевшую стать брэндом. Мерсер немало времени провел перед камерами и вообще в мире бизнеса и знает: страх и волнение — эмоции, которые лучше не афишировать. Он затягивает галстук — сам не заметил, что растеребил узел во время первых сорока пяти минут игры. Он, всегда веривший в силу позитивных мыслей, приходит к выводу: от флага нас отделяли девяносто минут, теперь отделяют только сорок пять. Для паники нет причин. Однако вклиниваются и другие соображения. На его памяти достаточно матчей, практически каждый — наглядный пример неравноценности времени. Гол, забитый в начале матча, позволяет перегруппироваться и ответить ударом на удар. А вот гол, забитый в конце матча... Мерсеру известно, как на людях сказывается ощущение, будто победа в кармане; вряд ли «Селтик», или «Рейнджере», или даже «Абердин» под руководством Алекса Фергюсона повели бы себя иначе.
Хуже того, бизнесмен, по логике вещей привычный к риску, Мерсер принимается прокручивать в мозгу вопрос: не повышает ли тот факт, что команда победила подряд в тридцати одном матче, вероятность проигрыша в тридцать втором матче? Мерсер думает об этом великолепном марафоне, сравнивает матчи, пытается свести дебет опустошительных побед (сразу смятое сопротивление) с кредитом побед нелегких. Вдруг осознает: у команды напряженка со стилем. Да, есть жесткие Робертсоновы подачи, есть молниеносные перемещения Кэхуна, есть элегантность ныне отсутствующего Левейна, защита соображает, но остальные-то игроки! Сплошь ремесленники, да старые профи из кожи вон лезут, только каждый на своей четко очерченной позиции и в соответствии со способностями и гонораром. А вирус уже собрал жатву в виде энергичности команды. Беззвучно молясь, Мерсер выходит из туалета, возвращается в директорскую ложу. Лес Портеус, секретарь, что-то говорит, Мерсер не слышит, но по кивку и улыбке делает вывод о позитивности сообщения. Начинается второй тайм.