«Ну вот, наконец!» — подумал Рипанделли с ликованием в сердце и бросился ей навстречу через толпу танцующих; он поспел как раз вовремя, чтобы помешать ей закатить пощечину гардеробщику, с которым она затеяла ссору из-за какого-то пустяка.
— Добро пожаловать, добро пожаловать… — закричал он с порога.
— Ах, Рипанделли, избавьте меня от этого животного, — сказала «княгиня», оборачиваясь к нему.
Лицом она была нехороша: под копной вьющихся, коротко подстриженных волос блестели усталые и испуганные круглые черные глаза, с морщинками в уголках; нос был длинный и чувственный, из ноздрей торчали волосы; широкий рот с накрашенными, увядшими губами то и дело растягивался, одаряя встречных ослепительной, ничего не значащей улыбкой. Одета «княгиня» была броско и в то же время убого: вышедшее из моды платье с длинной юбкой и плотно облегающим корсажем, на ее торчащей вперед исхудалой груди играли отблески света, а поверх платья, быть может, чтобы прикрыть слишком низкий вырез, была накинута черная шаль в цветах, птицах и разноцветных узорах; вокруг головы была повязана лента, из-под которой выбивались непослушные локоны. В таком наряде, увешанная фальшивыми драгоценностями, глядя перед собой в серебряный лорнет, «княгиня» торжественно вступила в зал.
К счастью, в суматохе бала никто ее не заметил. Рипанделли отвел ее в угол и сразу же заговорил развязным тоном:
— Дорогая княгиня, что с нами было бы, если бы вы не приехали!
Женщина явно была польщена, взгляд ее говорил о том, что она принимает всерьез любую сказанную ей глупость, но из кокетства она ответила:
— Вы, молодые, закидываете крючок каждой встречной женщине, чем больше попадется, тем лучше. Разве не правда?
— Потанцуем, княгиня, — сказал Рипанделли вставая.
Они пошли танцевать.
— Вы танцуете легко, как перышко, — сказал молодой человек, чувствуя, как тело его партнерши всей тяжестью виснет у него на руке.
— Мне все об этом говорят, — отвечала она пронзительным голосом. Прижимаясь грудью к накрахмаленному пластрону Рипанделли, «княгиня» трепетала в блаженном исступлении. Рипанделли стал смелее.
— Когда же вы, княгиня, пригласите меня к себе домой?
— У меня очень узкий круг друзей, — ответила несчастная женщина, которая, как всем было известно, жила в полном одиночестве. — Вчера я как раз говорила об этом герцогу Л., он просил меня о том же… Узкий кружок, самое избранное общество… Что вы хотите, сейчас такие времена, что ни в ком нельзя быть уверенным.
«Уродливая ведьма!» — подумал про себя Рипанделли, а вслух сказал:
— Нет, я не хочу, чтобы вы приглашали меня вместе со всеми… Вы должны принять меня наедине… у вас в будуаре, например… или… или в спальне.
Фраза была довольно рискованная, но женщина приняла ее не протестуя.
— А если я вас приглашу, — спросила она нежно, слегка задыхаясь, возбужденная танцем, — вы обещаете мне быть умницей?
— Клянусь!
— Тогда сегодня вечером я разрешу вам проводить меня домой. У вас ведь есть машина, правда?
Танец кончился, и, так как толпа медленно направилась к буфету, Рипанделли указал на отдельную гостиную на втором этаже, где их ждала бутылка шампанского.
— Сюда, — сказал он, делая жест в сторону лестницы, — здесь нам никто не помешает побеседовать интимно…
— О, вы хитрец, — воскликнула женщина, торопливо поднимаясь по лестнице и грозя ему лорнетом. — Вы обо всем подумали…
Гостиной служила небольшая комната, заставленная белыми шкафчиками, в которых обычно хранились ракетки и мячи.
Посредине комнаты на столе стояла бутылка шампанского в ведерке со льдом. Молодой человек затворил дверь, пригласил «княгиню» садиться и сразу же налил ей вина.
— За здоровье прекраснейшей из княгинь, — провозгласил он стоя, — за ту женщину, о которой я думаю день и ночь.
— За ваше здоровье, — отвечала она, растерянная и возбужденная. Она больше не куталась в шаль и открыла плечи и грудь: эти худые лопатки могли, казалось, принадлежать молодой женщине, однако при каждом ее движении платье спереди сползало то вправо, то влево, отчего вырез увеличивался и бледность пожелтевшей, сморщенной кожи ясно свидетельствовала об опустошениях, произведенных возрастом. Рипанделли, подперев голову ладонью, пристально смотрел на нее притворно-страстным взглядом.