Значительный шаг вперед в регламентации ответственности за преступления против правосудия был сделан с принятием Судебника 1550 г. В ст. 3 данного документа впервые намечается состав вынесения неправильного решения в результате получения взятки: «А которой боярин, или дворецкой, или казначей, или дьак в суде посул возьмет и обвинит не по суду, а обыщется то вправду, и на том боярине, или на дворецком, или на казначеи, или на дьаке взята исцов иск, а пошлины царя и великого князя, и езд., и правда, и пересуд, и хоженое, и правой десяток, и пожелезное взята втрое, а в пене, что государь укажет»[48]. Таким образом, виновные в вынесении за взятку неправосудного решения несли как материальную, так и уголовную ответственность. Они обязывались возместить истцу сумму иска и все судебные пошлины в троекратном размере. Что касается уголовной ответственности, то в соответствии с феодальным правом привилегий наказание в отношении высших должностных лиц указывал глава государства. За данное преступление последний определял меру наказания и представителю судебного аппарата более низкого чина — дьяку. Надо отметить, что Судебник 1550 г. проводил четкую грань между указанным должностным преступлением и добросовестным заблуждением, ошибкой судьи. В ст. 2 специально оговаривался случай, когда неверное решение вынесено судьями «бесхитростно». За это решение ответственности не наступало[49]. Интерес представляют также статьи 4 и 5 Судебника, которые, как можно предполагать, устанавливали ответственность за фальсификацию (подлог) судебных документов, совершенную за взятку: «А которой дьак, — гласит ст. 4, — список нарядит или дело запишет не по суду, не так, как на суде было, без боярьского, или без дворецкого, или без казначеева ведома, а обыщется то вправду, что он от того посул взял, на том дьаке взяти перед боярином вполы да кинута его в тюрьму»[50]. Это означало, что дьяк, составивший за взятку подложный протокол судебного заседания либо неправильно записавший показания сторон или свидетелей, уплачивал половину суммы иска. Другую половину возмещал боярин, который, будучи высшим по должности лицом, должен был следить за своим подчиненным. Дьяк, кроме того, подлежал тюремному заключению. Согласно ст. 5 Судебника подьячий за то же преступление подвергался торговой казни[51]. В том же документе обнаруживаем мы запрет на отказ в правосудии: «А которой боярин, или дворецкой, или казначей, или дьак жалобника своего приказу отошлет, а жалобницы у него не возьмет, и управы ему или указу не учинит, и царю государю, челом биться его не скажет, и учнет тоя жалобник биити челом государю, что ему управы не учинили, и государь ту его жалобницу отошлет тому, чей суд, и велит ему управу учинити, и бояре ему, или дворецкой, или казначей управы не учинят же, быти у государя в опале»[52]. Согласно ст. 53 Судебника, за отпуск (в результате получения взятки) задержанных, находящихся под следствием, недельщик (должностное лицо, на которое возлагалось обязанность поимки татей и разбойников) возмещал истцу причиненный ущерб, подвергался торговой казни и предварительному тюремному заключению до определения наказания государем[53]. Вместе с тем нельзя не обратить внимания на то, что в ст. 6-13 (наряду с ответственностью должностных лиц за неправосудие и лихоимство) предусматривается ответственность (и значительно большая — от торговой казни до тюремного заключения) за ложное обвинение в должностных преступлениях: умышленном неправосудии, произвольном увеличении пошлины и др. «Таким образом, — справедливо замечает С. И. Штамм, — формируется понятие нового состава преступления — преступления против судебной власти»[54]. Особенностью Судебника 1550 г. было также то, что ст. 99, воспроизводя ст. 67 Судебника 1497 г., дополняла ее санкцией в отношении послуха, давшего ложные показания. Помимо возмещения потерпевшему причиненного ущерба, лжесвидетель подвергался торговой казни.
Найдя недостаточной защиту правосудия нормами Судебника 1550 г., законодатель принял ряд дополнительных указов, направленных на усиление такой защиты. В Приговоре «О губных делах» от 22 августа 1555 г., в частности, обнаруживаем как предписания, предусматривающие строгие меры ответственности за лжесвидетельство, так и нормы, направленные против злоупотреблений должностных лиц. Так, в ст. 4 читаем: «Потому лживых казнити по приговору как и в разбойных делах...»[55] А в ст. 15 обнаруживаем: «А учнет староста тайные и разбойные дела делати, и обыскивати в разбойных и тайных делах и во всех обысках обыскивати ложно, не по государеву наказу, или учнет другу дружити, а недругу мстити, или не учнет того беречи, сыскивати [которые] семьями и заговоры в обысках говорит неправду, и не учнет ко государю на те семьи и на те заговоры отписывати, и старосту казнити без милости»[56]. Такое же значение имеет и «Приговор о лжесвидетельстве и ложных исках» от 12 марта 1582 г., который не только устанавливает санкции для лжесвидетелей и лжедоносчиков, но и содержит следующее предписание: «А который судна, боярин, или наместник, или казначей или диак, будет коему составнику или ябеднику помогати, или крамольника таити, и ябеду не учнет обличати, жалобницу примет не по делу, или в суде даст говорити, что не к делу, и на том судие взять истцов иск, пошлины и прожори, а в пене что государь укажет»[57].
48
Российское законодательство X—XX веков. М., 1985. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. С. 97, 137.
55
Законодательные акты русского государства второй половины XVI — первой половины XVII века. Тексты / Под. ред. Н.Е. Носова. Л., 1986. С. 40.