— Где ты обедаешь днем?
— В учительской столовой.
— Там есть телефон?
— Телефон-автомат. Но там полно других преподавателей...
— Когда у тебя перерыв?
— На пятой перемене.
— Это во сколько?
— В двенадцать тридцать.
— Я позвоню тебе завтра. Какой там номер?
— Не знаю. Не звони, не надо.
— Значит, ты позвони мне. И продиктуй номер того телефона. Тогда я смогу связываться с тобой, когда мне понадобится.
Она промолчала.
— Потому что я люблю тебя, — пояснил Эндрю.
Сара по-прежнему молчала.
— А ты любишь меня? — спросил он.
— Не задавай мне таких вопросов.
— А я задаю. Так ты любишь меня?
— Я с понедельника ни о чем другом не думала, кроме тебя, — вырвалось у нее. Она застегивала блузку. Ее пальцы остановились. — С понедельника мне в голову ничего не лезло, только ты. Мне казалось, что я схожу с ума.
Сара тряхнула головой, застегнула последнюю пуговицу, села в кресло и потянулась за туфлями.
— И я тоже, — признался он.
Сара резко встала, одернула юбку и направилась к шкафу за пальто.
— Ты еще не сказала, — напомнил Эндрю.
— Мне надо идти, — ответила она, надевая пальто.
— Сейчас я оденусь и поймаю для тебя такси, — объявил он.
— Ничего, я уже большая девочка.
— Но недостаточно большая, чтобы лгать ради меня, да?
Она промолчала.
— Даже несмотря на то что ты меня любишь, — продолжал он.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, а затем он кивнул, встал с кровати и начал одеваться. Они вместе вышли из квартиры в четверть девятого. В это время улица Бауери всегда пустела, все лавки закрывались, и только фонари разгоняли тьму. Стоял лютый мороз, из-под люков выбивался пар. Ни одного такси. Сара уже подумывала о том, что ей следовало позволить Билли, кем бы он ни был, довезти ее до дома. Она уже подумывала о том, что ей вообще не стоило сюда приходить. Впрочем, она твердо решила, что никогда не встретится с Эндрю. Если ей удастся сегодня обмануть Майкла, она никогда больше...
В конце улицы показалось такси.
Эндрю взмахнул рукой.
Машина остановилась.
Эндрю распахнул перед Сарой заднюю дверцу.
— Я позвоню завтра, — сказал он.
— Не надо.
— Я найду номер и позвоню.
— Я не хочу.
— Жди.
— Не надо, — повторила она, захлопнула дверь и назвала водителю адрес. Такси тронулось с места, но она так и не оглянулась на Эндрю.
Алонсо Морено вырядился как для тропиков. «Очевидно, никто не предупредил его, что в Нью-Йорке температура около нуля», — подумал Эндрю. Для встречи Морено выбрал клуб на перекрестке Шестнадцатой улицы и Восьмой авеню. Оркестр играл испанские мелодии, и на стол подавали блюда испанской кухни. Морено явился в бежевом летнем костюме, кричащем галстуке в цветочек и рубашке перламутрового оттенка. Шлюхи у барной стойки из кожи вон лезли, чтобы обратить на себя его внимание, но Морено был полностью поглощен едой. Когда-то Эндрю видел по телевизору фильм «Генрих Восьмой». Так вот, герой Чарльза Лаутона ел там точно так же, как мистер Морено. Запивал пищу он вином из графина. Два амбала-охранника сидели за соседним столиком и не сводили глаз с хозяина. Морено не желал, чтобы они присутствовали при разговоре, но считал необходимым, чтобы собеседник вообще-то не забывал о них.
— Вы тогда поступили очень храбро, — сказал он.
— Я хорошо плаваю, — отмахнулся Эндрю от комплимента.
— И тем не менее. Акулы.
Эндрю не хотел говорить об акулах. Он хотел выяснить, с чем испанец приехал в Нью-Йорк. Оркестр играл что-то до боли знакомое, одну из тех испанских песен, которую ты не раз слышал, но тем не менее не можешь припомнить ни названия, ни слов. Морено по-прежнему жадно ел и пил, словно они находились в шикарном ресторане, а не в дешевом заведении на Восьмой авеню, весьма вероятно принадлежавшем его картелю. Эндрю налил себе вина. Одна из шлюх у барной стойки улыбнулась ему и поприветствовала поднятым бокалом. В ответ он поднял свой.
Четверг подходил к концу.
Эндрю хотел позвонить Саре сегодня, даже выяснил номер преподавательской столовой у женщины, которой, если он не перепутал голос, несколько дней назад представлялся бакалейщиком. И он позвонил бы в полпервого, когда, по словам Сары, она обычно обедала, но за пять минут до намеченного срока с ним связался дядя и сообщил, что Морено просит аудиенции и что, очевидно, у него есть встречное предложение. Разговор продолжался около пятнадцати минут. Дядя Руди жаловался, что проклятая химиотерапия вгонит его в гроб быстрее рака, затем они договорились увидеться на следующее утро, чтобы обсудить результаты вечерней беседы с Морено.
Пока что Морено не сказал ровным счетом ничего.
Проститутка у бара была чернокожая, в светлом парике. Сару она напоминала только цветом волос. И почему он не позвонил ей сегодня днем? Возможно, сработала самозащита. Замужняя женщина, к тому же принялась психовать, переживать из-за мужа. Ну и черт с ней, мало, что ли, баб на свете? А может быть, он интуитивно сделал верный ход. Все-таки учительница, так пусть поварится в собственном соку пару деньков, а уж затем настанет пора и ему объявиться. Он не знал. Или не хотел задумываться. Время покажет.
— Так что вы решили? — спросил он.
— Сперва я хотел бы поведать вам одну историю, — отозвался Морено и подмигнул с хитрым видом, словно собирался рассказать сомнительный анекдот. — История эта о лисице и змее... Вы знаете, что мое испанское прозвище — Кулебра? Что значит «змея».
— В первый раз слышу, — соврал Эндрю.
— Да, Кулебра. Но история не обо мне, это старая испанская притча, ей много сотен лет. Кажется, вы понравились во-он той блондинке. Хотите, я подзову ее?
— Давайте сперва выслушаем историю, — предложил Эндрю.
— Итак, рассказ о хитрой лисице и мудрой змее. Я уже говорил, что лисица была очень молода? Если забыл, то простите великодушно. Очень молодая лисица. Змея тоже не старая, просто более опытная, чем та лисица. Но разница в годах между ними не велика. Сколько вам лет, Эндрю?