«Охо-хо», — вздохнул про себя Реган.
— Разговор между подозреваемым и его подружкой не считается привилегированным, — продолжал Майкл, — но как только они перейдут на темы, не имеющие отношения к тем видам преступной деятельности, что перечислены в ордере, вы тоже должны прервать прослушивание.
Однако они имели право делать выборочные проверки. Например, подозреваемый мог обсуждать с адвокатом методы защиты на своем процессе; такой разговор являлся привилегированным. Но через пять минут он мог спросить, не желает ли адвокат поприсутствовать на встрече в Бронксе, посвященной новым методам распространения наркотиков в секторе четыре — один. Торговля наркотиками указана в ордере, следовательно, тут речь может идти о преступном сговоре.
Следовательно, разрешается с интервалом в одну-две минуты включаться на несколько секунд даже в привилегированный разговор. Если за этот короткий промежуток времени становится ясно, что речь идет о преступлении, указанном в ордере, можно продолжать слушать и записывать. Но в наказание за прослушивание и запись чего-либо, не имеющего отношения к делу, суд мог не признать в качестве свидетельства вообще все записи.
— Будьте очень внимательны, — напутствовал Майкл. — Если вы сомневаетесь, лучше отключитесь.
В довершение ко всему Майкл сообщил, что ордер на прослушивание выдан прокурором штата Нью-Йорк, а сам он отвечает за правильность и законность процесса расследования. Член Верховного суда, подписавший ордер, имеет право требовать периодических отчетов по следствию и по тому, насколько законно оно осуществляется...
— И когда он потребует такой отчет, — сказал Майкл, — обратится именно ко мне. К тому же не исключено, что нам потребуется ордер на обыск или на прослушивание телефонных переговоров, или другое какое-нибудь разрешение, или справка. Обращаться за ними придется мне. И поэтому я должен твердо знать, что происходит. Пожалуйста, держите меня в курсе событий, хорошо? Проследите, чтобы я всегда получал копии всех пленок, отчетов и так далее. Я хочу прослушивать каждую — подчеркиваю, каждую — пленку, как только с нее снимут копию. Если случится что-то непредвиденное — звоните мне. Вот номера моих телефонов, рабочего и домашнего. Повесьте их на самом видном месте. Ну, вот и все. Удачи.
Номера его телефонов украсили собой стену в квартире на Гранд-стрит, в одном квартале от лавки портного. Реган и Лаундес набрали номер линии доступа, тем самым включив «жучок», и операция началась. Теперь они слышали все разговоры в задней комнате лавки так же отчетливо, как если бы они сами сидели среди гангстеров. Надев наушники и повертев ручки настройки, они почти незамедлительно выяснили, что в комнате находится один постоянный персонаж, некто по имени Бенни. Так же скоро они поняли, что он является сыном владельца и что он работает на гладильной машине, по крайней мере пока что. Из какого-то разговора между Бенни и его отцом в тот же день стало ясно, что он, Бенни, вскоре собирается сменить место работы.
— А я думал, тебе нравится здесь со мной, — протянул отец.
Луи Ваккаро, владелец лавки. Реган и Лаундес знали его голос и как он выглядит, поскольку раз десять заходили к нему в мастерскую.
— Мне действительно нравится работать с тобой, папа...
Бенни Ваккаро, оператор гладильной машины. В наушниках слышалось шипение горячего пара.
— Но я не люблю гладить. Эндрю сказал, что он подыщет мне работу в доках. Я с ним говорил после...
— В доках надо быть начеку.
— Да, я знаю. Но я отказался от места на рыбном рынке. Я ведь не переношу запах рыбы. Эндрю сказал, что я могу приступать сразу же, как только переговорю с тобой. Я стану больше зарабатывать, папа, и еще он сказал, что, возможно, будет давать мне еще кое-какие небольшие поручения. Ты же знаешь, за маленькие, но важные поручения платят еще больше. Я правда хочу этим заняться, папа.
— А я-то думал, тебе здесь нравится, — повторил старик.
— Нравится, папа, очень нравится. Но понимаешь, все время проводить за этой машиной...
— Когда я начинал, я гладил вручную, — ответил Луи. — И шил, и гладил, все сам.
— Сейчас другие времена, папа.
— Да, другие.
— Эндрю считает, что я достоин лучшей жизни, а он в состоянии мне помочь. Папа, мне уже тридцать три, не могу же я провести всю оставшуюся жизнь за глажкой!
Старик грустно вздохнул.
— Папа, мы договорились?
— Останься, пока я не найду кого-нибудь на твое место.
— Как долго ты будешь искать? Эндрю сказал, что я могу приступать со следующего понедельника. С восьмого. Найдешь кого-нибудь к тому времени?
— Надо спросить Гвидо.
Гвидо был одним из друзей старика. В первый вторник после начала прослушивания он зашел в мастерскую, и приятели проговорили весь обеденный перерыв. Реган и Лаундес решили, что они разговаривали за едой, поскольку беседа постоянно прерывалась комментариями относительно качества еды и вина, а многие слова звучали так, словно их произносили с набитым ртом. Суть разговора сводилась к тому, что Бенни предложили работу получше и Луи понадобится человек для работы на гладильной машине. Гвидо сказал, что ему очень жаль... — Che peccato, che peccato... — но что он поищет кого-нибудь.
— Е necessario che tenga la bocca chiusa, — предупредил Луи.
— Si, naturalmente, — согласился Гвидо.
Поскольку в ордере не встречалось имен ни Гвидо, ни Луи и поскольку тема разговора явно не имела отношения к преступности, Реган и Лаундес выключили магнитофон и сняли наушники. Никто из них не понимал по-итальянски. Позже, утром в среду, знающая итальянский секретарша из конторы Майкла сделала перевод. Луи сказал: «Главное, чтобы он умел держать язык за зубами», а Гвидо ответил: «Да, разумеется». Из чего Майкл сделал вывод, что кто бы ни работал на гладильной машине, он обязан молчать относительно происходящего в задней комнате лавки. Вполне естественно. Вдруг беседа двух стариков тоже приобрела криминальную окраску.
Визиты начались утром в среду, в десять утра. Первым приехал сам Эндрю. Бенни с радостью в голосе представил его звукозаписывающему оборудованию.