Вайнона принялась сворачивать второй косяк. Молли внимательно следила за ней.
— Как ты думаешь, как мне следует поступить? — спросила она.
— Закури и заткнись.
— Я имею в виду Францию.
— Они сказали, что поездка точно не состоится?
— Да. Он говорит, что у него слишком много работы, а мама садится за диссертацию сразу после окончания учебного года.
— То есть когда?
— Десятого. Как и у нас. Я им говорю: мы же планировали, что обе наши семьи окажутся в Париже в одно и то же время, потому что вы едете на Ривьеру в июле, как раз тогда, когда мы собирались в Сен-Жан, и мы с тобой так радовались, что вместе окажемся в Париже...
— Да, — подтвердила Вайнона, сосредоточенно склонившись над непослушным косячком.
— ...и вдруг они сообщают, что мы никуда не едем. Я сказала отцу, что он сам должен понимать, как это жестоко и несправедливо.
— И что он ответил?
— Что нынешним летом мы никуда не едем, и все тут. И пригрозил, что если я не перестану ныть, то они пошлют меня в лагерь.
— В лагерь! — воскликнула Вайнона. — Ну, знаете...
— Вот так. И что, по-твоему, мне теперь делать?
— Пережди. Может, у них сейчас просто трудный период.
— Знаешь, между ними действительно что-то происходит, — подтвердила Молли и закатила глаза.
— Ну вот, — удовлетворенно хмыкнула Вайнона. — Практика — великая вещь. Держи, Мол.
Двадцать минут спустя обе девочки заторчали вовсю. Они докурили косячки до кончиков пальцев, а потом открыли банку и выкинули остаток травки в окно, порвали бумагу на мелкие кусочки, скатали в шарики и отправили следом за марихуаной. Снизу в открытое окно врывался шум улицы. Подружки лежали рядком на кровати Вайноны в одних трусиках, громко переговаривались и каждые десять секунд принимались хихикать.
Молли поинтересовалась, действительно ли Вайнона попробовала травку в первый раз. Почему-то вопрос показался ей очень смешным, и она расхохоталась до слез. Вайнона уверила ее, что все новое она обязательно будет пробовать в первый раз исключительно в обществе своей лучшей подруги. Эта свежая шутка вызвала у девчонок новый приступ необузданного веселья.
— За исключением тех случаев, когда я играю на своей пуговке, — оговорилась Вайнона.
Поскольку само слово «пуговка» несло в себе неисчерпаемый заряд смеха, подружки снова расхохотались. Вайнона призналась, что это она сделала в первый раз без Молли, то есть поиграла на пуговке. Молли захотелось узнать, что такое «пуговка» и как на ней играют. Вайнона ответила, что сперва надо ее найти. Сама она обнаружила ее совершенно случайно в феврале, в Вермонте, когда стирала в стиральной машине свои лыжные шмотки. Машина вибрировала, и в какой-то момент она почувствовала, что что-то вибрирует в ответ под ее джинсами. Тогда она прижалась к машине еще крепче, и ей стало еще приятнее. Молли нашла безумно смешным, что у людей под джинсами может что-то вибрировать.
Далее Вайнона поведала ей, что в тот же вечер в ванной, когда она мыла там, внизу, она испытала знакомое ощущение, хотя и не такое сильное, как около стиральной машины. Поэтому она начала искать пальцами, что именно вызывает такое странное, но очень приятное чувство, и обнаружила у себя между ног очень маленькую — ну вроде как пуговку — meine kleine friggin buzzerei, — добавила она на франкендраке.
— Иногда я делаю это под музыку, — объявила она, села, перелезла через Молли и прошлепала к книжному шкафу. Молли смотрела, как она ставит диск, до отказа поднимает тумблер громкости и возвращается назад. Вайнона снова перелезла через Молли, улеглась на кровать рядом с ней и запустила руку себе в трусы. — Делай, как я, — сказала она. — Увидишь, как классно.
Пять минут спустя, под рвущиеся из стереопроигрывателя звуки песни Майкла Джексона, Молли впервые в жизни мастурбировала. От избытка нахлынувших ощущений девочки без перерыва хихикали. Шестнадцатилетняя Генриетта, сидя в гостиной и глядя в экран телевизора, пребывала в счастливом неведении. В дальней комнате девчонки шумели, как и полагается шуметь глупым тринадцатилетним малышкам.
— Как вы узнали? — спросил Эндрю.
— Навели справки, — ответил Пети.
— Кто навел справки?
— Один детектив.
— Частный детектив?
— Нет, настоящий полицейский. Он работает на нас.
— Вы навели справки о ней, не посоветовавшись предварительно со мной? — грозно нахмурился Эндрю.
— Мы пытались защитить тебя, Эндрю. Если ты чего-то не знал, наш долг — открыть тебе глаза. Для твоего же блага.
— Как его зовут? Ее мужа?
— Майкл Уэллес. Пять лет назад он упек банду Ломбарди.
— Вы полностью уверены?
— Абсо...
— Потому что, если вы ошиблись...
— Никаких ошибок, Эндрю.
— ...и у меня из-за вашей ошибки появятся неприятности...
— Эндрю, клянусь матерью, тут все правда. Я лично позвонил в окружную прокуратуру и спросил Майкла Уэллеса. Меня тут же соединили.
— Кто взял трубку?
— Он сам. «Помощник окружного прокурора Уэллес» — так он представляется.
— Тогда откуда ты узнал, что он начальник подразделения?
— Потому что я попросил к телефону заместителя начальника подразделения Майкла Уэллеса. К тому же, Эндрю, какая разница, начальник он или подчиненный? Он — сотрудник прокуратуры, который занимается организованной преступностью. По мне, так этого вполне достаточно.
Эндрю погрузился в молчание.
Потом он произнес:
— И каких дальнейших шагов ты от меня ждешь?
— Тут только тебе решать, — ответил Пети. — Я знаю, как поступил бы я. Потому что ты же понимаешь, Эндрю, он вполне мог поставить «жучки». И она вполне могла работать на него. Мне очень неприятно тебе говорить такое, но весьма вероятно, что она стукачка.
— И как бы ты поступил?
— Я думаю, ты знаешь, как бы я поступил, Эндрю.
Когда в среду закончился последний урок, Лоретта подошла к столу Сары и вручила ей большой белый конверт.
— Миссис Уэллес, — очень серьезно сказала она, — если у вас выдастся свободная минутка, очень вас прошу прочитать вот это.
— С удовольствием, — улыбнулась Сара. — А что здесь?