— Что?
— Ладно, попробую что-нибудь сделать, — заявил Палумбо, завершая разговор. — Поговорю с Ле (грохот отодвигаемого стула заглушил конец слова)... и передам тебе решение. Больше я сейчас ничего не могу сказать. Ничего не обещаю.
— С кем? — встрепенулся Майкл.
— Ш-ш-ш-ш!
Гангстеры еще продолжали разговор, обменивались словами прощания, передавали приветы, благодарили друг друга за время, потраченное на обсуждение столь важной проблемы. Но деловая беседа подошла к концу, больше обсуждать было нечего. Затем снова скрип отодвигаемых стульев, звучавший в микрофонах, как рокот сходящей с гор лавины. Удаляющиеся шаги. И вдалеке — голос владельца ресторана, благодарящего за посещение. Захлопнувшиеся двери. И наконец, только обычный ресторанный гомон.
— Какое имя он назвал? — спросил Майкл.
— Звучало как «Лена».
— Мне тоже так показалось.
— Что еще за «Лена»?
— Понятия не имею.
— Тебе имя Лена о чем-нибудь говорит?
— Может, так зовут его жену? Может, Палумбо собирается обсудить проблему с ней?
Майкл выразительно посмотрел на партнера.
— Ну, не знаю, — пожал плечами Джорджи.
— Ничего не слышно, — пожаловалась Сара. — Ты где?
— В конторе, — ответил Майкл. — Может, перезвонить?
— Давай лучше я.
— Но отсюда дешевле, разве нет?
— Все равно я перезвоню.
— Ну ладно, — согласился Майкл и повесил трубку.
Когда он позвонил, Сара как раз переодевалась к обеду, и теперь она стояла в одном белье в самой просторной в доме комнате для гостей, которую она занимала как старшая, когда они приезжали вместе с сестрой. Всего в доме насчитывалось четыре спальни, все на втором этаже, все с прекрасным видом на океан. Из главной, например, с окнами на юг, открывался восхитительный морской пейзаж — безбрежный океан до островов Статиа и Сент-Китс. А за домом виднелась горная дорога к зданиям, окружавшим отель в Морн-Лури. По вечерам ее живописно подсвечивали электрическими огнями. Сидя за туалетным столиком лицом к окну, Сара набрала номер офиса мужа. За открытыми ставнями солнце начало погружаться в океан, окрасив небо в разноцветье заката.
— Уэллес, Отдел по борьбе с организованной преступностью.
— Здравствуйте, мистер Уэллес. Я хочу сообщить о преступлении.
— Что случилось, мэм? — подхватил он, сразу узнав ее голос.
— Преступное пренебрежение супружеским долгом.
— В уголовном кодексе нет такой статьи, мэм. Есть пренебрежение обязанностями родителя — параграф два-шесть-один...
— Нет, в моем случае пострадал не ребенок, а взрослый, — объявила она.
— Взрослый, понятно. Пол пострадавшего?
— Женский, мистер Уэллес. Очень женский. Майкл, я начинаю чувствовать себя брошенной. Когда ты...
— Я понял, мэм. Преступная халатность, параграф один-два...
— ...когда ты наконец приедешь?
— Сразу, как только освобожусь, дорогая.
— Я скучаю по тебе.
— И я тоже. Но я не могу бросить дело на полдороге. Кажется, нам удалось напасть на нечто важное. Чтобы сказать точнее, надо копнуть еще глубже. Однако, как бы ни сложились обстоятельства, к Новому году я обязательно приеду.
— То есть до отъезда домой нам удастся провести вместе всего день или два.
— Целых три дня и три ночи.
— Все-таки я не понимаю, почему такая срочность. А еще кому-нибудь Сканлон отменил отпуск или только тебе?
— Джорджи пришлось задержаться до завтра.
— А почему ты тоже не едешь завтра?
— Тогда некому будет вести дело.
— Какое дело?
— Секрет.
— Даже от меня?
— Даже от тебя.
— Сокрытие информации от супруги — преступление категории Г, за которое предусмотрено наказание сроком...
— Я люблю тебя, — перебил он.
— Я тоже люблю тебя. Пожалуйста, приезжай поскорее.
— Как смогу, дорогая. Какие у тебя планы на сегодняшний вечер?
— Завтра уезжает моя сестра...
— Знаю.
— Иоланда сейчас кормит Молли. А мы с Хите, как большие, пойдем обедать в ресторан.
— Что на тебе надето?
— В данный момент или что я собираюсь одеть вечером?
— А что мне больше понравится?
— В данный момент, но я очень тороплюсь.
— Все равно скажи.
— Шелковый белый лифчик и такие же трусики.
— М-м-м-м-м. И туфли на высоком каблуке?
— Пока нет. Перезвони попозже, поболтаем на сексуальные темы.
— Когда?
— После одиннадцати все уснут.
— А почему бы тебе самой не позвонить мне?
— Хорошо. Но предупреждаю — постарайся выгнать всех посторонних из кабинета.
— Буду ждать.
— И я тоже.
— Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, — проворковала она.
— Потом, — отрезал он и повесил трубку.
Где-то дальше по коридору раздался смех.
Здание настолько опустело, что любой звук в нем отдавался эхом. На этой неделе в уголовном суде слушалась лишь пара-другая второстепенных дел да проходили заседания, связанные с текущими арестами. В огромном сером комплексе на Центральной улице осталось лишь минимальное число сотрудников, необходимое для того, чтобы колеса правосудия не перестали вращаться вовсе. Майкл в одиночестве сидел перед компьютером в кабинете на шестом этаже. Настенный календарь показывал сегодняшнее число — 28 декабря, на циферблате часов мерцали цифры 18.37. Он собирался поработать еще несколько часов, а потом закруглиться, поймать такси и поехать в ресторан съесть хороший кусок мяса. Он чувствовал себя как единственный уцелевший после взрыва атомной бомбы. Смех в коридоре затих. По мраморному полу за дверью процокали женские каблучки, и снова воцарилась тишина. Майкл обратился к экрану.
В память компьютера были занесены не все записи, связанные с делом Фавиолы. Всего набралось более восьми тысяч часов записанных разговоров, из которых чуть более половины успели перенести на компьютерный диск за время, прошедшее с прошлого августа, когда завершился процесс. Кстати, процесс весьма скучный. До начала суда прокурор чуть ли не под микроскопом изучал каждую запись. Собранную информацию использовали для того, чтобы навечно упрятать за решетку Энтони Фавиола, но больше на него ничего не нашлось. Когда Майкл обратился в архив прокуратуры, его даже спросили, зачем ему нужен этот хлам. Он ответил, что собирается провести дополнительный анализ, и больше вопросов ему не задавали. Никто и не ждал, чтобы он назвал истинную причину; все знали, что между различными подразделениями правоохранительных органов ни на минуту не затихала острая конкуренция. Помимо всего прочего, это тоже явилось одной из причин, почему Сара сейчас отдыхала на Карибских островах, а Майкл торчал в Нью-Йорке и выискивал хоть какое-то упоминание о человеке по имени Лена.
«Ладно, попробую что-нибудь сделать, — сказал тогда Палумбо. — Я поговорю с Леной и сообщу тебе решение. Больше я сейчас ничего не могу сказать. Ничего не обещаю».
Никто в окружной прокуратуре не сомневался, что, когда Энтони Фавиола отправился в места не столь отдаленные, кресло босса занял его младший братец Руди. Но Палумбо не сказал, что обсудит проблему с Руди. Наоборот...
Майкл снова включил пленку.
— И Руди, да?
— Если ты поговоришь с ним...
— Ты отстал от жизни, Джим.
— Что?
В голосе Палумбо звучала насмешка.
"Ты отстал от жизни, Джим. А потом пообещал поговорить с Леной. Так кого же, черт побери, зовут Лена?"
Фрэнки Палумбо женат на женщине по имени Грейс. У него две дочери, одну из которых зовут Филомена — в память о его матери, а другую Флоренс, — в честь итальянского города, где родился его дед. Фрэнки пятьдесят два года, и он никогда не бывал в Италии — впрочем, тут нет ничего удивительного. В семье Энтони Фавиолы никто не носит имя Лена. В семье Руди — тоже. Куча народу — и ни одной Лены.
«Так кто же такая Лена? — ломал себе голову Майкл. — И какого черта я торчу в Нью-Йорке через три дня после Рождества и гоняюсь за призраком мафии в компьютере только потому, что мой личный верховный босс считает, что если в семействе Фавиола делами заправляет не Руди, то нам необходимо как можно скорее выяснить, кто же именно?»