"И слава богу! - Молодой человек лет двадцати пяти теребил очки. - Только при чем здесь рассеяние? Евреи - кочевое племя. Так они спасались всегда".
"Но - культура! - девица наступала решительно. - Настоящую культуру создают оседлые народы. Кочевникам - не до книг. В трудные времена они идут, выбиваясь из сил".
"Здравствуйте! - Вениамин шевельнулся на подоконнике. - А Библия? Ее-то кто создал?" Девица тряхнула головой. Кажется, реплика ставила ее в тупик.
"С Библией - сложно. В конце концов, и кочевники знают оседлые времена, - молодой человек приходил на помощь. - Что касается культуры, вопрос спорный. Если и вывернули с корнем, черт с ней, с культурой. Речь идет о жизни и чести!" Оставив в покое очки, он склонил голову. Маша прислушивалась, переводя взгляд. Слова, летавшие через столик, вызывали странное беспокойство. Что-то, скрытое в глубине, держало ее внимание.
Вениамин, нетерпеливо теребивший чепец, пошел в атаку. Взмахивая рукой, он возражал, утверждая, что нечего было особенно выворачивать, поскольку, ежели речь идет о бытовой местечковой культуре, - ее разворотили прогресс и просвещение, культура же высокая, носителями которой были не кочевники, а образованные евреи, шла рука об руку с русской, а значит, пострадала наравне и вместе с нею.
Другая девица, неприязненно косившаяся на первую, поддержала Вениамина. Она говорила: снова в России все повторяется, поэты и писатели, евреи по крови, творят на русском языке. Все вступили наперебой, приводя фамилии, но Маша не слушала. Громкие голоса мешали сосредоточиться. Она зажмурилась и вспомнила.
"Простите меня, но, кажется, вы не правы. - Маша сказала и удивилась наступившей тишине. - То есть, конечно, не все, а те, кто думает, что еврейская и русская культура - одно и то же. Я видела энциклопедию, там - еврейская культура, дореволюционное издание, много томов". Коричневые корешки с полустертым тиснением встали перед глазами. "И что там?" - девица, стоявшая за кочевников, перебила запальчиво. "Дело в том, что у меня не было времени, энциклопедия не моя, но, судя по количеству томов..." - Маша замолчала. "Количество ничего не доказывает", - девица блеснула глазами. "Именно что доказывает", - вторая дернула плечом и окинула Машу благосклонным взглядом.
"А где вы это издание видели?" - третья девушка, сидевшая в стороне, поинтересовалась вполголоса. В продолжение разговора она хранила молчание. "Еврейская энциклопедия - дело обычное, - Вениамин перебил бесцеремонно, - не такая уж редкость. Были бы деньги - достать легко". В виске стукнуло. "А это дорого стоит?" - Маша спросила осторожно.
"Энциклопедия - не очень... Зависит от продавца, но в общем, каждый том - рублей тридцать-сорок, - Вениамин отвечал охотно, - вот если..." - "Что?" - еще не зная зачем, она тянула нить разговора. "Ну, есть другие книги, редкие, по этой же теме..." - "Там есть и другие", - она начала, но замолкла. Взгляд Вениамина стал пристальным.
"И где вы все это видели?" - берясь за новую бутылку, он интересовался настойчиво. "Да, действительно, где?" - Юлий поддержал вопрос. Нескольких секунд, которые она выиграла, оказалось довольно. Совершенно спокойно Маша объяснила: давно, в одной семье.
"Скажите, а эта семья, - Вениамин поинтересовался тихо, - они не собираются уезжать?" - "Ну все, пиши - пропало! - молчаливая девица расслышала. - Форменная старуха-процентщица!" Маша не поняла: "Нет, насколько я знаю, кажется..." - "Мало ли, если вдруг надумают, я бы посмотрел книги". - "Посмотришь, все посмотришь, когда начнется", - девица поджала губы. "А что, - Вениамин стянул чепец, - лучше, чтобы досталось государству?"
Только теперь Маша поняла. Дальше она не слушала. Вчерашние мысли постепенно обретали форму. План еще не выстраивался в деталях, но общее направление прояснялось. Посидев с полчаса, она стала поглядывать на своего спутника. Юлий наконец поднялся. Пошептавшись с хозяином, он обернулся к Маше: "Я готов. Пойдемте". Они вышли в коридор. В квартире было тихо. "Все. Уснул", - Вениамин прокомментировал.
"Вы с ними давно знакомы?" - они спускались по лестнице. "Собственно, не очень-то и знаком, по крайней мере, не со всеми". - "Знаете, - Маша начала, - мне кажется, они немного странные. Нет, дело не в обстановке... Сами разговоры, - она поморщилась, - так, из пустого в порожнее". - "Ну, почему... - Юлий возразил неуверенно, - некоторые из них довольно образованны, например, Веня". - "Да, он показался мне симпатичным", - она ждала. "Кстати, - мостик, перекинутый от Вени, заставил его вспомнить, - вы говорили... Какие-то книги... Я имею в виду..." Маша отвела глаза. Все шло по плану. Он начал сам.
"Вы поняли? Мне не хотелось при всех. Книги дореволюционные, - по памяти Маша перечисляла названия. - Дело в том, что эти знакомые, они действительно собираются уезжать". - "Собираются? - Юлий обдумывал. - Но если так, Веня прав: должны продавать". Огонек зажегся в его глазах. "Продавать? - Маша сыграла удивление. - Да, наверное, я не подумала. И что, вы бы купили?" - "Конечно!" - он закивал горячо. "Хорошо, я поговорю", - она пообещала и свернула разговор.
"Как ваша рука?" - Юлию стало неловко. Только теперь он догадался спросить. Маша шевельнула кистью: "Вообще-то побаливает..." Они шли мимо египетской стены. "Не понимаю, - она кивнула на стену, - каким образом им удалось сложить такую пирамиду?" - "Пирамиду?" - Юлий оглядывал удивленно. "Ну да, египетскую". - "А... Вы простите, сразу не сообразил, - он проследил за ее взглядом, - Мне показалось... - Юлий усмехнулся. - Дело в том, что вчера я сам думал про Египет, как раз в связи с вашей рукой". Маша поглядела удивленно. "Я перечитывал и вдруг наткнулся на фразу, не смейтесь, я, конечно, и раньше, но теперь - другими глазами, потому что в этот момент подумал о вас... Запомнил наизусть". - "Наизусть?" - она переспросила.
По набережной канала они шли в сторону Невского. Юлий глядел вперед, на Казанский купол: "Вот ты полагался на опору, на эту трость надломленную, на Египет, а она, как обопрется на нее человек, вонзится ему в руку и прободает ее... Пожалуйста, не смейтесь", - он попросил жалобно. Стянув с руки перчатку, Маша глядела на тонкий шрам. "Как вы сказали - трость надломленную?" - она повторила тихо. "Да. Государство. Египет", - он подтвердил печально.
"Мне кажется, тогда, у дяди Наума, вы уже говорили про эту трость..." - Маша вспоминала. "Про трость? Нет". Юлий забыл. Маша надела перчатку и раскрыла портфель: "Вот ручка. Пожалуйста, слово в слово - здесь". В общей тетради он написал на последней странице. Маша сунула в портфель, не читая. На Невском Юлий предложил выпить кофе. Она отказалась.
На этот раз требовалось обдумать серьезно. Никакой самодеятельности. Главное - предусмотреть детали. От них, в конечном итоге, зависел успех или провал.
Пропуск лежал на месте - под пачкой вензельных лоскутков. Отложив немецкие требования, Маша задвинула тумбочку и прикрыла салфеткой. Хорошо, что нет фотографии - она вспомнила свое школьное лицо. Вахтер разглядывать не станет. Это - на всякий случай... Высунув язык, Маша царапала лезвием. Новая цифра встала, как влитая. Теперь следовало решить главное: сколько, в случае успеха, можно унести. От этого зависела экипировка. В любом случае второго раза не будет.
На тетрадном листе Маша прикинула выкройку: изделие простое, но требует времени. Для каждой - отдельный карман. Общее число зависит от размера. Сняв с полки книжку, она приложила к себе: если выбирать средние, поместится штук пять-шесть. О том, что дело опасное, Маша старалась не думать. Она сосредоточилась на практической стороне. То о суровых нитках, то о куске белой бязи, спрятанной в мамином комоде, то о швейной машинке, которая, как ни таись, выдаст своим стрекотанием. О том, чтобы шить открыто, не могло быть и речи.