Думается, что, вернувшись с театра военных действий в Лондон и связав свою политическую биографию с евреями, Черчилль если и питал какие-то добрые чувства к исламской культуре, то скоро и радикально поменял вектор своих симпатий. В дальнейшем он воспринимал свой союз с евреями против арабов как союз с цивилизацией против дикости. Вряд ли в этом состояла объективность, но для него это было так, и он не раз это подтверждал.
Жизнь рано заставила Черчилля сделать означенный выбор. В 1905 году он был назначен на должность замминистра по делам колоний. По словам Гилберта, «для Черчилля вопрос о содействии еврейским национальным чаяниям встал в полный рост уже буквально через несколько дней после его вхождения в правительство», поскольку евреи, не теряя драгоценного времени, немедленно обратились к нему с просьбой поддержать их идею о выделении Британией одной из колоний для целей еврейской эмиграции. Тогда Палестина еще не была под контролем Англии, но все дело в том, что «в сионистском движении к тому времени одержали верх те силы, которые хотели образовать еврейский национальный очаг в Палестине и нигде больше» (26–27). И Черчилль вскоре также проникся этой задачей. 30 января 1908 года, обращаясь с посланием к ежегодной конференции Английской сионистской федерации, замминистра по делам колоний писал уже вполне однозначно: «Я с полной симпатией отношусь к традиционным историческим ожиданиям евреев. Их возвращение в то место, которое исторически служило центром их государственности, символом национального и политического единства, стало бы великим событием в истории всего мира» (33).
В дальнейшем тесное знакомство с главным сионистом Хаимом Вейцманом привело к превращению самого Черчилля тоже в завзятого сиониста, о чем написано выше. (Напомню читателям про двойной смысл термина «сионизм» и подчеркну, что здесь оно используется в значении идеи заезда евреев в Палестину.) Наконец, итоги Первой мировой войны стали для Черчилля поистине судьбоносными, определив на три десятилетия одно из магистральных направлений его жизни и деятельности.
Дело в том, что в число побежденных в этой войне входила Османская империя турок. Как верно пишет Гилберт, «перспектива поражения Турции разожгла территориальные аппетиты Великобритании. Сэр Герберт Самуэль, один из двух евреев в составе британского кабинета министров, предложил распространить на Палестину власть британской короны с тем, чтобы в будущем она могла стать населенной преимущественно евреями самоуправляющейся территорией» (42). Сильнейшим лоббистом этой стержневой сионистской идеи Черчилль стал на всю жизнь.
К тому моменту, когда решалась судьба Палестины, на территории которой мечтали обосновать свою государственность евреи, Черчилль уже занимал должность министра обороны. Будущее ближневосточных провинций побежденной Оттоманской империи входило в сферу его забот. Ему пришлось временно испытать чувство раздвоенности. С одной стороны, он понимал и опасался, что «предполагавшаяся передача мандатов на управление Палестиной и Месопотамией (Ираком) Великобритании приведет к тому, что его страна окажется втянутой в длительные конфликты на Востоке, которые дорого обойдутся ей» (52). Он даже писал 25 октября 1919 года в специальном меморандуме для британского кабинета о том, что если бы Великобритания отказалась участвовать в разделе наследия Оттоманской империи, она избежала бы не только колоссальных расходов и трудностей, но и ответственности за судьбу Палестины и евреев (53). С другой стороны, еврейские связи уже прочно опутывали нашего героя.
Вскоре филосемитизм превозмог патриотизм, интересы евреев оказались предпочтительней интересов британцев, и Черчилль «стал явным и определенным сторонником» выполнения так называемой Декларации Бальфура (54). Об этом интересном документе надо рассказать подробно, поскольку именно он стал основой всей той политики, которую повели Черчилль и иже с ним в отношении Палестины, арабов и евреев.
Документ, ставший из личного эпохальным
2 ноября 1917 года Альфред Бальфур, бывший премьер-министр и первый лорд адмиралтейства, а ныне министр иностранных дел в правительстве Ллойд Джорджа, послал лично господину второму барону Уолтеру Ротшильду письмо на бланке Министерства иностранных дел, прославившееся как Декларация Бальфура. В истории сионизма ей придается колоссальное, определяющее значение.