Только теперь Вейцман вполне раскрыл свои карты, но Черчилль вновь его всецело поддержал. Такое развитие событий виделось им обоим в качестве победного итога Второй мировой (Черчилль настаивал из дипломатических соображений: «ничто не должно решаться до конца войны», но по сути они обо всем уже условились). Что кто ни говори после этого, а мы понимаем, что Израиль был состряпан Вейцманом и Черчиллем. Хотя, конечно, не только ими, но ими – в первую очередь.
Ближе к окончанию войны, как пишет Гилберт, «Черчилль продолжал искать решение, которое позволило бы создать сионистское государство, благодаря которому 517 000 евреев, живших тогда в Палестине, то есть меньше трети всего населения, должны были получить собственное государство, которое не зависело бы от милости враждебного арабского большинства и могло бы самостоятельно управляться хотя бы в рамках той части территории страны, которую надеялись получить представители еврейской общины» (286).
Эта тема волновала, конечно, не только евреев и Черчилля. В начале 1945 года Саудовская Аравия, Египет и Ирак вдруг забеспокоились насчет намерений Великобритании и США в отношении будущего Палестины. Но это беспокойство явно запоздало: число евреев выросло там к концу войны в 6,5 раза! Количество, по закону диалектики, перешло в качество. Создание независимого еврейского государства становилось закономерным и неизбежным следствием этого наплыва еврейских иммигрантов.
Против такого следствия пытался возразить король Аравии Ибн-Сауд, специально добившийся с этой целью встречи с Рузвельтом. Дело в том, что к концу войны стало ясно, что несмотря ни на какие мандаты Великобритания более не способна решать ни судьбы мира, ни даже судьбу крохотного клочка земли на Ближнем Востоке. Роль хозяина перешла на обозримую перспективу к Америке, и в руках Рузвельта были отныне те весы, на чашах которых колебалось будущее двух ветвей семитской расы. Это понимал и Черчилль, пытавшийся влиять на американского президента, и все другие участники ближневосточной драмы.
Рузвельту самому далеко не все было ясно относительно этой драмы, и он вовсе не был никогда сторонником сионизма, в отличие от Черчилля, зато был горячим поклонником арабской нефти, которую намеревался без проблем добывать для Штатов. Поэтому ему хотелось выслушать все стороны, и он начал обсуждение с того, что попросил у короля совета относительно дальнейшей судьбы «еврейских беженцев, изгнанных из своих домов в Европе». Король ответил: «Евреи должны возвратиться в те страны, откуда они были изгнаны, и жить там». И тогда Рузвельт заверил Ибн-Сауда, что он «не сделает ничего, чтобы помочь евреям в борьбе против арабов, и не сделает ни одного шага, враждебного арабскому народу», и что его администрация не изменит свою политику в Палестине «без полной предварительной консультации с евреями и арабами». Рузвельт предложил, чтобы король оказал поддержку дипломатическим миссиям арабских стран в Великобритании и Соединенных Штатах в выдвижении аргументов против планов сионистов, потому что, как сказал президент, «многие люди в Англии и Америке оказываются дезинформированными».
Иными словами, мудрый, искушенный политик Рузвельт предложил арабскому королю развернуть антисионистскую пропаганду в мировом масштабе. Без этого, он понимал, ничего изменить уже не удастся. Но недалекий, непродвинутый араб не понял, не оценил совет Рузвельта. Он ответил, довольно глупо, что такая работа могла бы быть полезной, но «важнее всего то, что президент только что сказал ему о своей политике по отношению к арабскому народу» (288–289).
Он не заметил даже, что Рузвельт умирает и ничем уже не сможет помочь…
А тем временем Черчилль не дремал и в то же время в том же месте также ждал встречи с Рузвельтом. В отличие от араба, англичанин сразу сообразил, что Рузвельт уже не жилец, что «жить ему осталось недолго». Свою задачу Черчилль понял верно: надо тянуть время. И немедленно направился через пустыню в «Отель дю Лак» на встречу с Ибн-Саудом, которого попросту обвел вокруг пальца, обманул, заверив, что Великобритания не допустит вооруженного нападения евреев на арабов: «Мы контролируем моря и легко можем лишить их снабжения. В то же время евреи должны иметь место, где жить, – другими словами, иметь возможность жить в Палестине. Он никогда не выступал за то, чтобы Палестина была превращена в еврейское государство, он лишь за создание еврейского национального очага в Палестине». Он-де надеется, что может рассчитывать на содействие короля, чтобы обеспечить «твердый и постоянный порядок при совместном проживании евреев и арабов в Палестине» (291).