— Что знает? — не поняла Ольга Арчиловна.
— Ну что вы осматривали машину… И прочее…
— Я скажу ему об этом.
— Надо бы раньше… — Шофер не знал, куда девать свои огромные руки.
— Где мы можем посидеть? — ничего не ответив на это, спросила Дагурова. — Чтобы нам не мешали.
В коридоре было человека три–четыре. Они с любопытством смотрели на них.
— У Рогожина, — сказал Носик. — Он наверняка на своей ферме.
Нашли ключ, обосновались в кабинете главного зоотехника. Стены комнаты были увешаны плакатами по животноводству, графиками, таблицами.
— Виль Борисович, — продолжила допрос следователь, — значит, вы утверждаете, что вчера утром во время дождя никуда не ездили?
— Для чего мне врать? — исподлобья посмотрел на Дагурову Носик. — Не ездил.
— Кто же пользовался плащом?
— Я откуда знаю? И не пойму, куда вы клоните…
— Дело в том, что вашу машину видели около десяти часов утра у дома Баулина.
— Мою?! — выкатил глаза Носик.
— Хорошо, если вы не ездили, то кто?
Этот вопрос, видимо, сильно озадачил шофера.
— Не может быть! — Он подумал и добавил: — Ерунда!
— Вы кому–нибудь доверяете машину?
— Только Аркадию Павловичу.
— Так, может, вчера ездил он?
— Я же говорю: не выходил из кабинета до обеденного перерыва. Сам я не отлучался из приемной. Можете спросить у Эммы Капитоновны, секретарши. Я ее даже подменял у телефона.
Ольге Арчиловне показалось, что водитель говорит правду, искренне поражаясь, как его машина могла очутиться возле особняка профессора.
Она заколебалась. Возможно, соседка и впрямь напутала…
Ольга Арчиловна позвонила в гостиницу, в номер Чикурова, надеясь, что Игорь Андреевич там. Но трубку никто не брал.
Больше посоветоваться было не с кем.
«Придется действовать на свой страх и риск, — решилась она. — И допросить Ростовцева. Сразу, пока у генерального директора не было общения с шофером».
Оформив допрос Носика протоколом, Дагурова отправилась в приемную Ростовцева. При виде ее секретарь поднялась со своего места. Ольга Арчиловна назвалась, спросила, у себя ли Аркадий Павлович.
— Проходите, проходите, пожалуйста, — сказала Эмма Капитоновна.
Тон ее был почтительным, но в то же время настороженным.
У Ростовцева находился кто–то из сотрудников. Как только Дагурова представилась, он тут же ушел.
— Честно говоря, я ждал вас еще вчера, — сказал генеральный директор, жестом приглашая следователя в доверительный уголок кабинета, к журнальному столику. — Вместе с товарищем Чикуровым.
— Ждали? — переспросила Дагурова, усаживаясь в кресло.
— Разумеется. — Ростовцев сел визави, закинув ногу на ногу. — А то что же получается? Вы приехали, сразу окунулись с головой в работу, а в наш, так сказать, штаб и не заглянули… Я бы посодействовал, если надо, с транспортом…
— Спасибо, все в порядке.
— Как вы насчет кофе?
— Благодарю, не стоит беспокоиться, — сказала Дагурова, не отрывая глаз от обуви генерального директора.
Туфли были летние, легкие. Верх в мелкую сеточку. Но главное, что привлекло внимание следователя, — это подошва. Полиуретановая, она имела рельефный рисунок. Ольге Арчиловне показалось, что он похож на тот, который был на обуви, оставившей след в прихожей профессора.
— Жаль, конечно, что в Березки вас привел трагический случай, — продолжал Ростовцев. — А то бы… Говорят, каждый кулик свое болото хвалит, но я не боюсь сказать: «Интеграл» — объединение необычное, вряд ли найдется аналог в нашей стране. Может быть, и за рубежом. С удовольствием бы показал наши производственные и научные подразделения, познакомил с людьми. Пожалуй, люди — интереснее. Ищущие, смелые. Я имею в виду — в направлении поиска. О нас много пишут. Но не всегда понимая при этом суть. Главное, чего мы добились в научно–организационной сфере, — терпимость. Как ни парадоксально, но движущей силой и главной ценностью в науке является субъективизм. Да, да, потому что ученые должны искать общее в различном и различное в общем, иметь нестандартный подход к явлениям и механизмам окружающего нас мира. Я считаю совершенно неправомочным административное подавление научных направлений и поисков… Пусть будут ошибки, срывы — это неизбежно. Но конформизм мышления, я убежден, ведет к смерти творческой мысли…
Генеральный директор говорил спокойно, но это спокойствие особо подчеркивало его убежденность.
— Я кое–что читала о вашем эксперименте, — сказала Ольга Арчиловна, чтобы не казаться совершенным профаном.