Суд присяжных решил, что останки принадлежали не Даниэлю Кларку, но местный мировой судья в это время дал ордер на арест Хаусмана и Арама за убийство Кларка. Улики оставались такими же, как сразу после его исчезновения. Теперь утверждалось, что первое заключение было верным, просто тело было не тем. Подошла очередь Хаусмана. Его допросили, и, как все преступники, он сказал одновременно слишком много и слишком мало. Он только признал, что был вместе с Кларком и оставил его в доме Арама и заявил, что может сказать больше. Его повезли в тюрьму. По пути он убедил сопровождающих, что осознал свою вину. Когда они достигли Йорка, тот же судья, наверняка не случайно, оказался там, и Хаусман признался ему, что видел, как Арам несколько раз ударил Кларка, когда они были неподалеку от пещеры св. Роберта, но больше он ничего не знает, потому что убежал. Потом Арам вернулся один. Затем он описал, где находилось тело (он не мог это знать, если бы говорил только правду), и точно на указанном им месте в пещере люди выкопали тело. На дознании многие свидетели говорили о том, что они только слышали. Свидетельствовали, в основном, с чужих слов, но коронер — не суд и не ограничен законами об уликах. Ясным было то, что покойный был убит сокрушительным ударом в основание черепа. Присяжные решили, что это было тело Кларка, и он был убит Хаусманом и Арамом. Первый уже был в тюрьме. На следующий день, 19-го августа, в Линне арестовали Арама. Он был доставлен под стражей в Наресборроу 21-го августа.
Его встречала огромная толпа. Жена и дочери пришли увидеться с ним, но им пришлось ждать, пока он переговорит с местными влиятельными людьми. Жену он сразу узнал. Естественно, он не мог узнать дочерей, которых оставил еще маленькими. Его допрос на суде ни к чему не привел. Он ничего не знал об исчезновении Кларка. О большинстве предъявляемых ему фактов он говорил, что не помнит, когда это происходило. Его отправили в тюрьму, где он, как и Хаусман, изъявил желание сказать еще что-то. В результате его вернули в суд. Там он признал, что вместе с Хаусманом и Терри помогал Кларку выносить вещи из дома. Все четверо отправились в пешеру св. Роберта, где разделили почти все столовое серебро. К тому времени уже было четыре часа, слишком поздно для Кларка, чтобы трогаться с места, и было решено, что он останется в пещере до наступления темноты. Терри взялся принести еду. Следующим вечером все трое пошли навестить Кларка, а Арам остался снаружи пещеры для наблюдения. Он слышал звуки изнутри, которые принял за шум потасовки. Через час двое вышли из пещеры и сказали ему, что Кларк ушел. Потом все пошли в дом Хаусмана. Терри впоследствии сказал ему, что сбыл серебро в Шотландии. По словам Арама, это было все, что он знал.
Сразу же был задержан и допрошен Терри. Он полностью отрицал приписываемое ему Арамом, но был также заключен в тюрьму. Следующая выездная сессия суда присяжных состоялась лишь в марте 1759 года. За прошедшее время не изменилось ничего, кроме показаний обвиняемых, в результате которых суд был перенесен. Обвинение было в затруднительном положении. Кроме признаний обвиняемых, налицо были лишь серьезные подозрения Вопрос состоял в том, можно ли получить улики против кого-нибудь из арестованных. Рассказ Хаусмана был самым прямым, но в нем не было последовательности. Если воспользоваться им, то приходилось отвергнуть свидетельство миссис Арам. С другой стороны, из заявления Арама следовало, что Кларка не убивали, но он переводил подозрения на остальных. Терри сообщил, что он ничего не знает, его показания не могли принести никакой пользы. Арам заподозрил, что Хаусман предаст его и дал запрос относительно приемлемости его показаний. В то же время он готовился к защите, а в свободное время писал и занимался исследованиями. 28-го июля 1759 года началась летняя выездная сессия суда присяжных. Судья Ноул запросил разрешение короля. Разрешение было дано, и 3-го августа три человека предстали перед судом. У Хаусмана был адвокат. У Арама не было. Поначалу суд проходил просто. Улик не было, в соответствии с чем Хаусмана оправдали. Затем подошла очередь Арама. Мистер Флетчер Нортон, королевский адвокат, известный лидер и задира, прибывший с тремя молодыми помощниками, столкнулся с обвинением. Вступительные речи заранее не готовились. Первым свидетелем стал Хаусман, повторивший, в основном, свои показания. Если им поверить, то присяжные сразу могли выносить приговор. Но на практике и почти по закону свидетельство соучастника должно быть подтверждено. Слишком много оснований было против того, чтобы полагаться только на такое свидетельство. Соответственно, чтобы проверить обстоятельства фатальной ночи, необходимо дополнительно заслушать свидетелей. Проверить, откуда у подсудимого внезапно появились деньги, что случилось при его аресте, как было обнаружено тело и проверить медицинское свидетельство, по которому покойный умер насильственной смертью. Обвинение было тщательно и компетентно проверено, как принято в подобных процессах. Затем Араму было предложено строить свою защиту. Он прочел свою знаменитую речь. После вступительных замечаний, в которых он подчеркнул свою неосведомленность в делах закона и высказал протест против обвинения в преступлении, которого он не совершал, он перешел к основной части. Вся его жизнь, заявил он, отвергает обвинение. «Я не строил планов мошенничества или насилия, не наносил вреда ни людям, ни имуществу. Днем я честно трудился, а по ночам занимался науками». Он отметил, что нельзя «совратить человека сразу. Сделать подлым — еще сложнее». Ко времени убийства он только встал с постели после болезни и не вполне пришел в норму. У него совершенно не было мотивов убивать Кларка. Далее, сказал он, не существует доказательств, что Кларк мертв. Факт исчезновения еще не свидетельствует о его смерти. Он сослался на дело арестованного преступника, который сбежал из Йоркского замка в 1757 году, и с тех пор о нем ничего не слышали (его останки нашли только в 1780 году). Скелет ничего не доказывает. Арам привел по этому поводу множество примеров. Действительно, второй скелет отождествлялся с Кларком. Далее, имели место достоверные случаи того, что люди объявлялись живыми после того, как других осуждали за их убийство. В качестве первого примера он привел знаменитый процесс над Перрисом за убийство Вильяма Гаррисона в 1661 году, тогда как позднейшее расследование доказало, что это преступление никогда не совершалось. Затем, после отрицания своей вины вообще, он завершил свою речь словами: «Наконец, после года заточения, я доверяюсь искренности, правосудию и гуманизму вашему, мой лорд, и вашему, мои земляки и джентльмены присяжные». Речь была выдающейся, но имела чисто академические достоинства. Ни один адвокат не позволил бы себе так выступить. Подготовленная заранее, эта речь игнорировала выдвинутые против него доказательства. В ней не было комментариев относительно свидетельства Хаусмана и того, заслуживает ли он доверия. В равной степени не было сделано попытки ответить или опровергнуть дополнительные показания. Бесполезно заявлять «я этого не делал», когда есть улики, что делал. Бессмысленно говорить «у меня не было мотива», в то время как улики доказывают и мотив, и достижение желаемой цели. При подобном свидетельстве необходимо убедить присяжных, что либо его не следует принимать к рассмотрению, либо оно не доказывает факт. Примеры других дел не могут дискредитировать улики по данном уделу, которые прямо указывают на убийство в конкретном месте и на место захоронения. А когда тело действительно обнаруживают в описанном месте, то способ убийства также подтверждается. Просто аргументы никогда не опровергнут веских улик, поэтому с точки зрения защиты речь Арама была бесполезной. Даже алиби имело бы больше шансов. Все обвинение основывалось на показаниях Хаусмана. Если бы можно было подвести присяжных к мысли, что и он ведь мог быть убийцей, то Арам мог быть оправдан. В самом деле, если опровергнуть его показания, с остальными уликами было легко справиться. Тот факт, что внимание наблюдателей было обращено к защите, означает, что встречные вопросы Арама ни к чему не привели, их даже могло не быть! Задавать вопросы свидетелям — это искусство, требуюшее как практики, так и природных данных, а по речи Арама нельзя сказать, что он владел этим искусством. Следовательно, дело было «дохлым», и у суда не заняло много времени вынести окончательный приговор. Присяжные без колебаний объявили Арама виновным. Вердикт он выслушал абсолютно спокойно.