С предельной осторожностью зек начал крепить ткань к деревянной раме. Прежде всего он разодрал левую ладонь и побежал в санчасть. Врач залил рану йодом, наложил бинт и перевел Саркисова на три дня из швейного цеха на хозяйственный двор. Все три дня, улучив свободную минуту, тот спешил к трубе, вытаскивал рейки, что-то прибивал, клеил, прикручивал. Вскоре дельтаплан был готов. Он выглядел грубо и неказисто, однако Саркисов не собирался лететь на нем в Казань или Стокгольм. Для успешного побега хватило бы и сотни метров, чтобы в лунном свете пересечь все контрольные рубежи и шлепнуться где-то в кустарнике. Дельтаплан имел особые крепления: подобно вееру он раскладывался в считанные минуты. Подобная система сборки и креплений разрабатывалась почти неделю. Осторожный Саркисов уничтожил все чертежи и держал все размеры в голове.
Самой главной проблемой мог стать ветер. Беглец намеревался стартовать с верхушки двадцатиметровой трубы местной котельной. Несмотря на летний зной и безветрие, наверху могли быть воздушные порывы, мешающие собрать треугольную раму. В одну из ночей зек вышел на разведку. Он незаметно пересек ряд общежитий и добрался до здания котельной. До сентября лагерная кочегарка вымерла. Зеки-кочегары ремонтировали котлы и чистили отопительную систему. Труба одиноко высилась среди одноэтажных построек подсобного двора. Саркисов подтащил к кирпичной трубе ящик, встал на него и, подпрыгнув, ухватился за первую скобу. Он бесшумно карабкался вверх, не оглядываясь и не останавливаясь. Скобы были грязные и колючие от ржавчины. Вновь заныла раненая рука. Достигнув края, Саркисов замер и осмотрелся. Внизу раскинулась колония, изрезанная лучами мощных прожекторов. Темные крыши трехэтажных корпусов лежали далеко в стороне. До ближайшей сторожевой вышки было не больше сотни метров, однако скучающему часовому труба была явно неинтересна. Он, зевая, поглядывал на запретную полосу, залитую ярким светом.
Верхушка трубы тонула во мраке, купаясь в легком июньском ветерке. Саркисов осмотрел грязные закопченные края. Каркас дельтаплана можно легко закрепить на верхней скобе и, слегка передвигаясь по кирпичной стенке, без труда разложить над ним треугольную раму с натянутым холстом. Правда, был риск свалиться в горловину и пролететь все двадцать мэтров, заработав разрыв сердца еще в полете. Внизу едва угадывалась первая скрытая заградительная полоса — свитые мотки колючей проволоки, перепрыгнуть которые мог лишь шестовик. Чуть дальше тянулись полоса сигнализации и запретная зона с добросовестно разрыхленным грунтом. Последней преградой оставался трехметровый бетонный забор. Весь воздушный маневр занял бы считанные минуты. Саркисов решил приземлиться как можно дальше. Если повезет и хитрая машина не развалится, беглец может пролететь пару километров и шлепнуться среди озера. Ни одна в мире собака не сможет взять его след.
Довольный своими наблюдениями Саркисов поплевал на руки и спустился вниз. Так же незаметно он пробрался в свой отряд и плюхнулся в постель. Он подрагивал от возбуждения и был готов хоть сейчас отправиться в полет. Однако спустя час-другой начнет светать. План «Дельта» пришлось отложить на завтрашнюю ночь, которая обещала быть такой же тихой и безветренной. Моделист-конструктор сомкнул веки, собираясь хоть немного поспать перед подъемом. Внезапно на его плечо легла чья-то рука. Саркисов вздрогнул. Перед ним склонилась знакомая усатая голова, принадлежащая осужденному Хмаре. В полумраке виднелась лукавая улыбка.
— Цэ ты ловко придумав, — заговорщически зашептала голова.
— Что? — холодея, выдавил Саркисов. Его лицо передернулось.
— Та политаты на отий чортовий штуковыни. Шо в трубе заховав.
Саркисов проклинал в душе пронырливого хохла, из-за которого в лучшем случае срывался побег, а в худшем… В худшем он схлопочет еше пару лет за подготовку к побегу. Достаточно Хмаре лишь погонять чаи с кумом. Хохол явно не был стукачом, иначе Саркисова уже давно бы скрутили и вместе с тряпично-фанерным детищем потащили бы в оперчасть. Еще оставалась маленькая надежда. Саркисов решился:
— Что ты хочешь? Денег у меня нет. Можешь выгрести всю мою тумбочку.
Пугающая улыбка на лице Хмары не исчезала. Хохол наклонился к самому уху Саркисова и. обдавая того горячим дыханием, прошептал фразу, от которой поползли мурашки. Саркисов посмотрел на соседа так, как смотрит капитан корабля на внезапно свихнувшегося штурмана. На «приборной доске» Хмары, довольной и ухмыляющейся, читалась такая глубокая мысль, что Саркисов молчал.